Потому Иоанн теперь так решительно и отказал своей супруге, несмотря на горячую любовь к ней, отчего возникла небольшая размолвка между ними. Была она неприметной, как тоненький весенний ледок. Солнышко любви, которое продолжало сиять на их небосводе, бесследно растопило его уже на следующий день, и все же она случилась. После того дня Анастасия до самого конца жизни затаила к протопопу глухую, хотя и тщательно скрываемую неприязнь.

Иоанн слово сдержал и тут, заметив священнику, что тот уж больно резко написал в своем поучении, на что отец Сильвестр, по своему обыкновению, разразился длиннющей нравоучительной речью в защиту написанного, после чего спросил царя:

— Убедил ли, государь?

Рассудив, что если честно ответить: «Не убедил», начнется еще одно, не менее, а то и более длинное поучение священника, Иоанн скрепя сердце кивнул, решив отыграться на другом.

— Вот тут у тебя о том о сем говорится, — заметил он, улыбаясь в душе, но внешне сохраняя абсолютную серьезность. — А кое-чего все ж таки недостает.

— Чего? — встрепенулся Сильвестр.

— Ну вот же, — пояснил Иоанн. — Как в гости ходить — указано, а об чем с хозяевами дома говорить — неведомо. И что же им теперь — молчать все время?

— Я думал, что они знают, — промямлил тот, всерьез восприняв шутливую критику.

— Знают точно так же, как и про то, что хорошей хозяйке надлежит все обрезки хранить, — иронично подчеркнул Иоанн, но не понимавший шуток Сильвестр загорелся:

— И впрямь истину ты речешь, государь. Непременно о том отпишу.

«Неужто и впрямь напишет?!» — изумился царь. Он-то говорил все это лишь для того, чтобы протопоп понял — чтоб не выглядеть смешным, ни к чему писать о тех вещах и делах, которые все и без того знают. Вышло же…

«Ну-ка совсем глупость скажу, — подумал он. — Авось тогда уразумеет».

— И еще кое-что ты упустил. Как платье шить, да рубахи, да прочее, ты женкам указал. Теперь та, что прочитает, обязательно знать это будет. А вот как носить их — ни слова.

— Разве и это надо? — усомнился Сильвестр.

— А как же? Коль она такая глупая, что о шитье одежи и слыхом не слыхивала, нешто дойдет она своим умишком до того, как носить все то, что она имеет.

— И то дело, — согласно кивнул протопоп.

А спустя время Иоанн вновь давился от хохота, потому что протоиерей Благовещенского собора и впрямь оказался человеком, совершенно не понимающим шуток, в очередной раз доказав это на деле. Сколько времени он пребывал в муках творчества — неведомо, но родил-таки поучение, в котором на полном серьезе рекомендовалось, как платье всякое жене носити и устроити.

Иоанн подвывал от хохота и, постанывая, держался за живот, а поучение, где советовалось платья, и рубашки, и убрусы на себе носити бережно по вся дни… и далее в том же духе, все не кончалось и не кончалось.

Терпеливо дочитав все до конца, Иоанн вытер выступившие от смеха слезы и, решив, что хорошего понемногу, оставил второе поучение на следующий вечер, уже догадываясь, что там будет написано. Он не ошибся. Протопоп строго и подробно расписал, о чем надлежит разговаривать, будучи в гостях, и особо — о чем нельзя.