Теоретически рассуждая, у Разина были (пусть и слабые) шансы взять Москву. Но вот потом… Потом непременно наступило бы новое Смутное время: с помощью «казачьего круга» ни с Москвой, ни с другими крупными городами не управиться, а главное, не создать крепкой центральной власти. Значит, снова совершенный хаос, все воюют со всеми, претендентов на престол объявляется столько, что не сосчитать, шведы с поляками и крымцами, как и в прошлую Смуту, вторгаются очень быстро… Одним словом, ничего хорошего, кроме плохого.
Хотя, если называть вещи своими именами, Разин был всего-навсего главарем разбойничьей шайки (правда, самой крупной в XVII веке после Смутного времени), в советские времена, как многие должны помнить, из него сделали идейного борца с царизмом, озабоченного исключительно тяжкой судьбой простого народа (того самого, который Разин преспокойно использовал в качестве «пушечного мяса»). Советские энциклопедии и школьные учебники именовали его не иначе как «выдающимся руководителем крестьянской войны против феодально-крепостнического гнета» – что истине мало соответствует. А о шалостях Разина на Волге и в Персии старались не упоминать, прекрасно понимая, что это бросает тень на светлый образ «народного печальника».
Так вот, самое интересное… Подобная точка зрения родилась не после революции, а значительно раньше, во второй половине XIX века, когда в России расплодилась и понемногу набрала силу либеральная интеллигенция. Как и у нынешней, у нее была какая-то патологическая страсть ко всевозможным блатарям, провозглашавшимся «борцами за свободу». В них зачислили и Разина. Кроме песни о «персидской» княжне появилась еще одна, якобы народная, а на деле тоже написанная неким интеллигентом, – «Есть на Волге утес».
И далее подробно повествуется, что именно на этом утесе любил часами просиживать Разин, размышляя о счастье народном и той самой «борьбе с феодально-крепостническим гнетом». И если найдется человек, всей душой и сердцем болеющий борьбой за свободу, —
Как и «Из-за острова на стрежень», эта песня до революции имела большую популярность у вполне законопослушных граждан, к беднякам отнюдь не принадлежавшим и ничуть не горевшим желанием воевать за «счастье народное». Ничего удивительного. Как явствует из примера с Робин Гудом (и множества подобных ему европейских персонажей), блатная романтика давненько привлекала не одних лишь россиян (вспомним, с каким воодушевлением горланят балладу об убийстве епископа разбойником вполне себе добропорядочные британские обыватели).
А вот самый что ни на есть простой народ, за счастье которого Разин якобы боролся… Вот у него отношение к Разину отчего-то нисколечко не совпадало с тем, что бытовало среди либеральной интеллигенции. Чисто народный фольклор, сочиненный не городскими интеллигентами, а самым что ни на есть простонародьем, отчего-то очень по-разному относился к Пугачеву и Разину. Вот Пугачев как раз сплошь и рядом рисуется борцом за народное счастье, песни и сказы о нем проникнуты искренним расположением. А вот Разин частенько рисуется как злобный колдун (иногда – карлик наподобие гнома), наделенный сверхъестественными способностями, употребляющимися во зло. Иные предания не уступают по увлекательности романам Стивена Кинга: Разин колдует, призывает на подмогу бесов, летает по воздуху на лодке, обитает в заколдованных пещерах, зарывает заклятые клады, которые так просто случайному человеку не взять… Такое вот отношение.