Она вернулась к разговору о Филлис:

— Как ты думаешь, это когда-нибудь станет реальностью? Я говорю об Утопии. Настанет ли когда-нибудь справедливость для всех?

— Нет.

— А равенство?

— Такой вещи, как равенство, не существует… И с чего это мы с тобой погрузились в такие серьезные вопросы? Давай говорить о чем-нибудь исключительно веселом, тогда мы придем в Дауэр-Хаус с сияющими лицами, и все, включая Изобель и сиделку, будут счастливы нас видеть.

Так оно и вышло. Изобель открыла им дверь как раз в тот момент, когда сиделка спускалась по лестнице, неся от тети Лавинии поднос с остатками обеда. Несмотря на теплый день, сестра милосердия была в полном облачении: крахмальный передник, белый монашеский платок на голове, плотные черные чулки. Ее внушительная фигура производила грозное впечатление, и Джудит порадовалась, что не сама она лежит наверху в постели, находясь под присмотром этого воплощенного милосердия — от одной только мысли об этом бросало в дрожь. Впрочем, тетя Лавиния в жизни ни перед кем не робела, даже перед такой гарпией.

Звали эту особу сестра Велланоуат. Знакомя сестру с Джудит, Эдвард насилу выговорил ее имя, Джудит, пожимая сиделке руку, еле удержалась от неприличного хохота. Когда они с Эдвардом оказались наверху, вне пределов слышимости, она хлопнула его кулаком по плечу.

— Почему ты не сказал мне, что ее так зовут?! — прошептала она свирепо.

— Хотел преподнести тебе приятный сюрприз.

— Ее не могут звать Ве-лла-но-у-ат!

— Но именно так ее зовут. — Он и сам сотрясался от смеха.

Спальня тети Лавинии была полна солнца, цветов, сверкающего серебра и хрусталя, фотографий и книг. Она полулежала в постели, обложенная белоснежными кружевными подушками, плечи ее были укутаны тончайшей шерстяной шалью, седые волосы тщательно уложены. Когда гости появились на пороге открытой двери, она сняла очки и радостно раскинула руки.

— Ах, дорогие мои, я так ждала этого! Так волновалась, что насилу могла отобедать… Была сваренная на пару рыба и заварной крем из яиц — а я так хочу баранинки! Идите сюда, поцелуемся. Милая Джудит, как давно я с тобой не виделась…

Она похудела. Вернее сказать, исхудала. Скулы туго обтянулись кожей, глаза ввалились. И все же эти глаза не потеряли своего всегдашнего блеска, а углы губ морщинились, будто не могли перестать улыбаться.

Джудит наклонилась и поцеловала ее.

— Я чувствую себя виноватой, потому что не принесла вам подарка, — сказала она.

— Мне не нужны подарки, мне нужна ты. И Эдвард. Мальчик мой, какой ты милый, что пришел. Я прекрасно знаю, что в такой день вы просто изнываете от желания пойти на пляж и броситься в море.

Эдвард засмеялся:

— Ты ясновидящая, тётя Лавиния. Но не переживай, море подождет. Остальные отправятся на пляж, как только Лавди и Мэри Милливей соберут еду для пикника, а мы с Джудит присоединимся к ним позже.

— В таком случае я не буду чувствовать себя эгоисткой, отнимающей у вас удовольствие. Садитесь, вот удобные стулья, и рассказывайте мне, чем занимались — все-все. Знаете, я всегда думала, что болеть — это такая скука, а оказалось — ничуть! За последнее время я повидала больше людей и старых друзей, чем за многие годы до этого. Попадались, правда, и зануды, которые ахали да охали, будто я вот-вот отдам концы, но большинство доставило мне удовольствие. Я и забыла, что у меня столько друзей…