«Повезло нам с Сибирью, — подумал Чуга, закрывая глаза. — Остяки да тунгусы[78] — людишки смирные…» И задремал.

Двумя часами позже дилижанс подкатил к маленькому, неказистому домику с огромной надписью «Каджун-Спрингс. Станция дилижансов. Здесь вы можете выпить и поесть».

Кряхтя, возница слез с облучка, чтоб ноги размять, снял толстые кожаные рукавицы. Смотритель с конюхом выбежали тут же, мигом выпрягли каурых и запрягли гнедых. Через три минуты «конкорд» покатил дальше. Ночью на какой-то станции сменился кучер, а к полудню дилижанс уже отмахал сто двадцать пять миль.[79]

На третьи сутки экипаж подъезжал к речке Колорадо, берега которой густо поросли орешником, виргинскими дубами и кипарисами. Местность была красива — зелень отливала глянцем, кустарники, усыпанные яркими цветами, благоухали… а на солнцепёке грелись здоровенные «гремучки». Змеи недовольно шипели, отползая с дороги в тень.

«Как всегда, — философически размышлял Фёдор, сидя на облучке. — С виду всё гладко, а с изнанки гадко…»

Винтовку он держал наготове и зорко поглядывал по сторонам. Дорога то восходила на плавно вздымавшийся холм, пыля под горячим солнцем, то шла сырою низиной, попадая в тень дубов и вязов.

У самой переправы, там, где неглубокую Колорадо пересекал брод, из зарослей ивняка неожиданно выехал всадник на вызывающе белом коне. Гарцуя, он в совершенно театральном жесте вскинул «винчестер», держа винтовку одной рукой, как револьвер, и выстрелил. Пуля пролетела мимо, прошуршав в листве раскидистого дуба.

— Это Прайд Бершилл! — охнул кучер.

— Точно он? — хладнокровно осведомился Чуга.

— Что у меня, глаз нету, что ли? — огрызнулся возница.

Помор оглянулся на Ларедо, который дрых на крыше дилижанса, устроив себе постель из пары мягких тюков. Ковбой приподнялся на локте, упираясь стоптанным сапогом в низенькие перильца, и сказал с весёлой бесшабашностью:

— Явился, не запылился!

Фёдор крикнул через плечо:

— Павел!

— Вижу! — откликнулся князь.

— Первый выстрел мой! Цельтесь по кустам справа!

— Понял!

Чуга деловито качнул рычагом затвора и сказал кучеру:

— Как пальну — гони!

Вскинув винтовку к плечу, Фёдор выстрелил и попал — пуля выбила пыль на куртке Бершилла. В ответ полетел свинец, с отвратительным зудом пронизывая воздух, а затем донёсся ружейный залп. Облачка порохового дыма над ивняком ещё не рассеялись, когда грохнул князев «спенсер». Над головою Чуги зарявкал «кольт» Шейна, дуэтом ударили револьверы лейтенанта и ранчеро.

Два конных бандита и четверо пеших вырвались к дороге, куда их Фёдор и выманил своим выстрелом.

— Гони! — гаркнул помор, опорожняя ёмкий магазин «генри».

Один из бандитов будто споткнулся, налетев на пулю, и упал. Взвился на дыбки раненый конь, сбрасывая седока. Увесистый кусочек раскалённого металла чиркнул помора по плечу, ещё один щёлкнул по дилижансу, откалывая щепку.

Ржущие кони вынесли карету к реке, железные ободья загрохотали по плоским, обкатанным камням, брызги воды окропили разгорячённое лицо Чуги.

Разбойный люд не ожидал такого мощного отпора, нападение выдыхалось в суетливую перепалку — приседая, бандиты отходили к леску, ведя не прицельную стрельбу, а просто огрызаясь из пары стволов.