Оставив за себя Ларедо Шейна, у которого всё равно было пусто в карманах, помор и князь направили стопы в город.
Первые дома Сент-Луиса выстроили французские торговцы мехами ещё в ту пору, когда огромная Луизиана[64] принадлежала королю Людовику. Тогда тут стояли индейские деревни, вроде Кахокиа, а множество курганов сохранилось до сих пор — они дыбили землю на окраинах, то поднимая развалюхи переселенцев на верхушки, то опуская в междурядья.
Каменных зданий в Сент-Луисе числилось немного, их занимали отели вроде «Сазерна» или «Плантатора». В основном кривые улочки застраивались каркасными домами, обшитыми досками, как правило некрашеными, и на каждом углу стояли бочки с водой на случай пожара.
Кабаки, которые здесь назывались салунами, и платные конюшни попадались на каждом шагу. Создавалось такое впечатление, будто весь город был населён всадниками, которые спешились, чтобы пропустить стаканчик виски. Фальшфасады магазинов, изображавшие несуществующие вторые этажи, были раскрашены и расписаны зазывалами попросту и бесхитростно: «Пейте бурбон[65] из Кентукки „Джим Бим“ по три доллара за галлон!» Или так: «Готовит мамаша О’Флахерти. Обед — два четвертака».[66]
На перекрёстке Туренин неожиданно встрепенулся, вроде как знакомого приметил.
— Ты чего? — нахмурился Фёдор.
— Да так, померещилось… Сюда, может? — кивнул Павел на магазин «Эмпориум», перед которым была разбита клумба и вкопаны колёса от фургона.
— Можно и сюда, — согласился помор.
Посерёдке магазина располагался старомодный прилавок с выемкой впереди для дам в пышных платьях. На прилавок кучей были навалены джинсы, сбоку стояли бочки с мукой, на полках лежали консервы, на полу — бочонок с печеньем, по стенам были развешаны шляпы, сапоги, уздечки, шпоры, жилетки, а позади прилавка поблескивали винтовки. Пахло — густо и остро — свежевыделанной кожей, поджаренным кофе и сушеными яблоками.
— Чего изволите? — мигом прогнулся лысенький продавец с умильной физиономией проныры.
Не отвечая, Фёдор со знанием дела перебирал винтовки.
— «Винчестеры» имеются? — осведомился он.
— Кончились! — развёл руками торгаш. — Но я бы предложил вам винтовку «генри» того же оружейника. Просто Оливер Винчестер выкупил у Бена Генри его предприятие, понимаете? А винтовка — та же самая! Вот, гляньте, перезаряжается этим вот рычагом, он так и называется — «скоба Генри». В магазине пятнадцать патронов и один в стволе, 44-й калибр. Отдам за сорок три доллара.
Чуга забрал у него «генри», взвесил. А руки-то не оттягивает, в меру тяжёленькая… Хорошее ружьецо…
— А патроны? — спросил он.
— По доллару за сотню.
— Беру, — сказал Фёдор, косясь на князя.
Тот любовно оглаживал приклад семизарядного «спенсера» 56-го калибра.
— Рекомендую! — набросился на него владелец магазина. — От-тличная «железка»! Всю войну с ним прошёл, а после с индейцами воевал, на бизонов охотился… Убойная вещь! Свинцовая пуля у «генри» весит двести шестнадцать гранов, а у «спенсера» — все триста шестьдесят![67] Оставляет по себе такую дыру, что никакому хирургу не заштопать. Всадника сносит с лошади! Пуля 44-го калибра пробивает сосновый брус семи-девяти дюймов толщины, а «спенсер» прошьёт салун… вон тот хотя бы, что напротив, от стены до стены!