В моем сознании вновь зазвучал голос Лили:

«Ты должен оставить последнюю пулю для себя, потому что нет ничего хуже, чем попасть в руки врага живым, особенно к женщинам».

Я перелез через подоконник и шагнул в комнату.

Расположение квартиры ничем не отличалось от той, что я изучал на втором этаже. Сначала гостиная, затем кухонька, ванная комната и кладовка. Однако здесь все стены и штукатурка сохранились. Горели два светильника. В гостиной у стены поставили складную кровать. И два жестких стула. Больше ничего. В кухне имелись две параллельные стойки и стенной шкаф. Крошечное замкнутое пространство. Лиля и Светлана стояли рядом, бедро к бедру. Светлана слева, Лиля справа. На Светлане было коричневое домашнее платье, на Лиле – свободные черные брюки с большими накладными карманами и белая футболка из хлопка. Брюки из немнущегося нейлона. Наверное, такой материал должен шуршать при движении. Как и прежде, ее красота поражала воображение – длинные темные волосы, ярко-голубые глаза, превосходная кожа и насмешливая полуулыбка. Причудливая сцена. Словно модный фотограф решил снять свою лучшую модель на фоне городских окраин.

Я направил на них МР5, черный и жуткий. Еще горячий после стрельбы. От него пахло порохом, смазкой и дымом.

– Положите руки на стойку, – сказал я.

Они молча выполнили мой приказ, и я увидел четыре руки: две коричневые и узловатые, две бледные и изящные. Они лежали, как морские звезды, – две неуклюжие и коротковатые, две удлиненные и тонкие.

– Сделайте шаг назад и наклонитесь вперед так, чтобы опираться на руки.

Они повиновались. Теперь им будет труднее сделать неожиданное движение. Опасность стала меньше.

– Вы не мать и дочь, – сказал я.

– Совершенно верно, – ответила Лиля.

– Так кто же вы?

– Учитель и ученица.

– Хорошо. Мне бы не хотелось убить дочь на глазах у матери. Или мать на глазах у дочери.

– Но ты готов застрелить ученицу на глазах учителя?

– Возможно, сначала учителя.

– Ну, так давай.

Я стоял неподвижно.

– Если ты собираешься это сделать, сейчас самое время.

Я наблюдал за их руками. Ждал напряжения, движения сухожилий, увеличения давления на пальцы. Искал признаки того, что они собираются пошевелиться.

И ничего не видел.

У меня в кармане завибрировал телефон.

В тихой комнате звук был едва слышен: жужжание, легкое гудение, ритмичная пульсация. Телефон дергался и гудел у моего бедра.

Я посмотрел на руки Лили. Ладони неподвижно лежали на стойке. Никакого телефона в них не было.

– Может быть, тебе стоит ответить, – сказала Лиля.

Я перебросил МР5 в левую руку и вытащил телефон. «Номер не определен». Я открыл его и поднес к уху.

– Ричер? – сказала Тереза Ли.

– Что? – ответил я.

– Проклятье, где ты был? Я уже двадцать минут пытаюсь тебе дозвониться.

– Я был занят.

– Где ты?

– Откуда у тебя этот номер?

– Ты ведь мне звонил на сотовый, помнишь? Твой номер остался в памяти.

– Почему твой номер не определяется?

– Я звоню из участка. По городскому телефону. Проклятье, где ты?

– В чем дело?

– Слушай меня внимательно. Ты получил неполную информацию. Люди из Министерства национальной безопасности снова с нами связались. Один человек из отряда Лили Хос опоздал на их встречу в Стамбуле. Он прилетел сюда через Лондон и Вашингтон. Всего их было двадцать человек, а не девятнадцать.