– С тобой точно все в порядке? – подозрительно спросил Беляев, услышав мое хихиканье.
– Ага… – едва выдавила я и снова зашлась смехом. – Вы только представьте, как мы смотримся со стороны!
И тут оба парня тоже засмеялись.
Дядя Сережа, безмолвно взиравший на нашу троицу, видимо, окончательно решил, что имеет дело с законченными сумасшедшими. Возможно, буйными, и уж наверняка опасными. Он покачал головой и торопливо зашагал прочь.
Между тем сидеть на асфальте было мокро и холодновато.
– И что, никто не подаст мне руку? – спросила я.
Ко мне тут же протянулись две руки.
Я уже потянулась к Лешкиной, когда вдруг увидела Димкины глаза, и, передумав, подала сразу две руки – одну Лешке, другую Димке. Так они оба меня и подняли.
– Тебе, наверное, надо высушиться, – сказал Беляев, скептически разглядывая меня при свете фонаря.
Я это и сама понимала. Колготки и юбка – между прочим, моя любимая и лучшая юбка, – грязные… Да, дома в таком виде лучше не появляться. Маму наверняка удар хватит.
Я кивнула.
– Пойдемте ко мне, – решился Лешка. – Я тут в соседнем подъезде живу. Вода и утюг у меня есть. И чай тоже.
Сердце радостно стукнуло. Вот действительно, пути судьбы предугадать невозможно. Казалось бы, все складывается хуже некуда, а потом оказывается, что это к лучшему! Я многозначительно посмотрела на Димку: самое время ему найти какое-то срочное дело, которое потребует его незамедлительного присутствия где-нибудь километров за сто отсюда.
– Отличная идея! – бодро ответил Димка, усиленно избегая моего взгляда. – Я как раз ужасно промерз, так что чай будет не лишним.
– Ну, пойдем, – Лешка, сделав приглашающий жест, направился к своему подъезду.
По пути я ткнула Димку локтем в бок, пытаясь пробудить в нем совесть. Совесть спала глубоким спокойным сном и пробуждаться не желала, а мой одноклассник сделал вид, будто не заметил ощутимого тычка. Ну, ничего, я ему это еще припомню.
– Что у вас там произошло? – спросил Беляев, пока мы поднимались к нему на четвертый этаж в тесном вонючем лифте.
– Да ничего особенного, – я мило улыбнулась и поправила волосы. – Просто немного повздорили, с кем не бывает.
– А… – равнодушно протянул Лешка. – Понял. Главное, ребята, что вы сейчас помирились.
Я оставила эту сомнительную реплику без комментариев.
Димка шмыгнул носом и тоже промолчал.
Тем временем лифт остановился. Беляев вытащил из кармана ключ и открыл обитую старым красным дерматином дверь.
Мы вошли в маленькую узкую прихожую, где на вешалке громоздились куртки и пальто, а сверху свешивались похожие на анаконд шарфы и беззастенчиво красовались разномастные шапки. Немыслимый беспорядок для нашего дома, где все должно висеть на вешалках в закрытых шкафах – строго на своих местах.
– О, у нас гости! – послышался радостный голос, пока мы втроем, пытаясь не слишком мешать друг другу, разувались.
Подняв голову, я разглядела невысокого мужчину в растянутых на коленках спортивных штанах.
– Леша, представь меня очаровательной барышне! – тут же потребовал он, но, не дожидаясь сына, представился сам: – Герман Петрович Беляев, поэт.