Лампёшка встаёт и сдёргивает с кровати пару простыней, очень грязных, проплесневелых. Она осторожно накрывает мальчика чистым краем простыни и льёт на неё немного воды: может, так он слегка остынет. Окунает в ведро другой край и кладёт ему на пылающий лоб. Потом макает пальцы в ведро и стряхивает капли ему на губы, как делала со своими найдёнышами. Это помогает: рот приоткрывается, мальчик глотает воду.

— Молодец, — шепчет Лампёшка. — Ну что, мальчик Рыб, так-то лучше, а?

Его рот требует ещё, и она даёт ему ещё, и льёт побольше воды на простыню, уже почти высохшую. Мальчик словно бы пьёт воду кожей. Она повторяет то же самое ещё пару раз и опускается рядом с ним, прислонившись спиной к кровати.

Существо под простынёй дышит спокойнее. Лампёшка прикасается к его руке — она уже не такая горячая, — и его пальцы сжимают её ладонь.

— Спи, мальчик Рыб, засыпай, — тихонько напевает она. — Не чудище ты, баю-бай.

Не чудище. Но кто же тогда?

Морские разбойники, бывало, рассказывали про такое. Давно. Когда ещё заплывали к ним в гости.

Когда она ещё была маленькая и всё было хорошо.

Звали их Билл, Ворон и Жюль. Были и другие, чьи имена она позабыла. От них пахло выпивкой и потом. Лампёшка помогала им насаживать на палочки креветок и куски рыбы. Пираты жарили их на костре и ели прямо с чешуёй и усиками. Они бросали устриц в огонь и ждали, пока те начнут щёлкать. Они горланили песни, без удержу играли в карты и травили истории, а девочка слушала разинув рот.

Конечно, продолжалось это допоздна, и ей давно пора было спать. Но она держалась тише воды ниже травы и садилась подальше от остальных на песок, куда огонь отбрасывал пляшущие тени.

Пираты рассказывали о погибших кораблях, упущенной добыче и ужасном невезении. О стычках с обитателями моря — кровавых стычках с рыбинами величиной с домища. И о стычках друг с другом, ведь неженок среди них, понятное дело, не водилось. Хрясь — рука! Хлобысь — нос, глаз, пара пальцев. У каждого чего-нибудь да не доставало.

В первую очередь, конечно, у её отца. Аж полноги!

Но ту историю он рассказывать не хотел, а если кто настаивал, злился, а мама притихала, и Лампёшку всегда отправляли в постель.

Но изредка… изредка попадался среди них кто-то, кто заплывал дальше остальных, за Белые скалы. И встречал там их.

Женщин-рыб.

Женщин с хвостами.

Женщин с глазами, которые…

Песни утихали, и пираты переходили на шёпот или совсем замолкали и только разглядывали того, кому довелось их увидеть.

Но и тот притихал, словно набрал в рот воды, и только мямлил что-то.

— Ну же, рассказывай, — просили остальные. — Давай же.

И он пытался, но запинался о собственные слова, и всё заканчивалось несвязицей и пожиманием плеч.

— О таком не расскажешь, — вздыхал он, и только.

И все они кивали, эти морские волки. И сидели молча, пока огонь не угасал.

Такое вот существо. Но встретить его здесь, в этом доме?

Откуда оно тут взялось?

Лампёшка прислоняется к кровати и зевает. Она осторожно пытается высвободить руку, но его пальцы не отпускают её. Ей ничего не остаётся, кроме как сидеть и петь ему все песни из прошлого, одну за другой.