О приближении к любому — и к этому в том числе — водопою в этой пустыне говорило всё большее число скелетов погибших животных, словно пространство вокруг колодцев было смертельно опасным для живых существ. Путники оглянулись. Судья исчез за пригорком. Перед ними лежали побелевшие доски фургона, чуть дальше — останки мула и вола, чьи шкуры от постоянного трения песка облысели и стали похожи на брезент.

Малец постоял, изучая местность, потом вернулся на сотню ярдов назад и остановился, глядя на свои неглубокие следы на песке. Он смотрел, как заносит песком гряду, на которую они поднялись, опустился на колени и подержал руку на земле, прислушиваясь к чуть слышному кремнистому шуршанию ветра.

Когда он отнял руку, на её месте осталась неширокая горка песка, которая на глазах стала исчезать.

Священник сидел мрачный. Малец опустился перед ним на колени и внимательно на него посмотрел.

Нам надо спрятаться, сказал он.

Спрятаться?

Да.

И где ты собираешься прятаться?

Здесь. Мы спрячемся здесь.

Тут не спрячешься, малец.

Мы сумеем спрятаться.

Думаешь, он не найдёт тебя по следам?

Их заметает ветер. Вон там на склоне их уже нет.

Нет?

Замело напрочь.

Бывший священник покачал головой.

Пойдём. Нам надо идти.

Нам не спрятаться.

Поднимайся.

Бывший священник покачал головой. Эх, малец, проговорил он.

Поднимайся, повторил малец.

Иди давай. И Тобин махнул рукой.

Он же ничто, убеждал его малец. Ты сам говорил. Люди сделаны из праха земного. Ты говорил, что это не ино… ино…

Иносказание.

Не иносказание. Что это голый факт и что судья — человек, как и все остальные.

Тогда выходи против него, предложил бывший священник. Выходи против него, если это так.

Ага, он с винтовкой, а я с пистолетом. Он с двумя винтовками. Давай поднимайся.

Тобин встал. Стоял он нетвёрдо, опершись на мальца. Они направились мимо фургона в сторону от занесённого следа.

Миновав первую кучу костей, они прошли дальше, туда, где у следов лежала пара дохлых мулов. Там малец опустился на колени с куском доски в руках и принялся рыть убежище, поглядывая при этом на восточный горизонт. Потом они улеглись ничком, укрывшись за вонючими костями, словно насытившиеся падальщики, и стали ждать, когда появится судья или когда он пройдёт мимо.

Ждать пришлось недолго. Судья показался на возвышенности. На минуту они остановились перед тем, как спускаться, — он и его слюнявый «эконом».[227] Открывшиеся впереди волнистые наносы можно было прекрасно рассмотреть и оттуда, но судья не стал, потому что, казалось, не выпускал беглецов из поля зрения. Он спустился с гребня и зашагал по ровному месту, ведя идиота перед собой на кожаном поводке. Судья нёс две винтовки, которые раньше принадлежали Брауну, пару фляг на скрещённых на груди ремнях, рожок для пороха с пороховницей, а также свой саквояж и брезентовый рюкзак, должно быть тоже Брауна. Особенно странно смотрелся у него в руках зонтик из гнилых кусков кожи, которые были натянуты на каркас из рёберных костей, связанных между собой обрывками верёвки. Ручкой зонта служила передняя нога какого-то животного. Одежда приближавшегося судьи больше смахивала на конфетти, так сильно она разодралась на его громадной фигуре. С жутким зонтиком в руках и с идиотом в сыромятном ошейнике, тянувшим поводок, судья походил на свихнувшегося антрепренёра, который бросил всё и бежал от гнева горожан, разнёсших его лекарственное шоу.