В ее голосе звучали нотки, близкие к настоящей панике.

– Джесс, может быть, именно теперь ты по-настоящему готова. Теперь, когда видишь все свои несовершенства и готова принять их. Теперь, когда понимаешь, что мир тоже несовершенен, и вместо того, чтобы навязывать ему собственное представление о том, как надо, ты готова принять его как есть. Может, это единственный урок, который мы могли бы преподать ребенку. Я понял это, когда наш брак потерпел неудачу. Мир никогда не станет совершенным. Жизнь будет непростой. Я не могу контролировать все на свете. Но вместе, любя друг друга, мы сможем противостоять тому, что он бросает нам в лицо.

– Мы? – шепнула Джессика.

– Джесси, я не оставлю тебя одну. Возможно, именно эти слова я хотел сказать тебе той ночью, когда ты сказала, что хочешь усыновить ребенка. Не о том, что ты не готова, или тебе надо разобраться со своими проблемами. Кто и когда может сказать, что готов к ребенку? И у кого нет проблем, с которыми надо разобраться? Думаю, в ту ночь я хотел сказать, что это слишком много для одного. Мне не хотелось думать, что ты останешься со всем этим одна, без меня. Для того чтобы справиться, поднять этого ребенка, нужны два человека. И на этот раз я хочу быть с тобой.

Джессика взглянула ему в лицо и теперь не отвела взгляд. Ее огромные глаза смотрели с надеждой. Да, ей хотелось верить, но она боялась. И кто мог бы ее обвинить?

– Я знаю, что мой послужной список не внушает восторга.

Она не стала на это возражать.

– Я знаю, что не могу оградить тебя от жизни. И от потерь. Я знаю, пройдет еще много месяцев, прежде чем мы сможем взять на руки этого ребенка. Я знаю, ты боишься, что все может кончиться, как раньше. Единственное, от чего я действительно могу тебя защитить, так от того, что весь этот трудный путь тебе придется пройти одной.

Джессика заплакала.

– Джессика, мне дается еще один шанс стать лучше. И я не упущу его. Докажу тебе и себе, что могу претворить в жизнь клятву, которую мы давали. Я помню каждое слово. Послушай меня. На этот раз я все сделаю правильно.

Голос Кейда, охрипший от волнения, сначала звучал чуть громче шепота, но с каждым словом становился все громче и уверенней.

– Я, Кейд Бреннан, беру тебя, Джессика, в законные жены, чтобы ты стала моей душой, моим сердцем, моим товарищем и моей единственной лю бовью. Я буду заботиться о тебе, стану твоим другом. Я буду смеяться с тобой и плакать с тобой. Я буду любить тебя сегодня, завтра и всегда. Я буду с тобой в горе и в радости. Вот тебе моя рука. – Кейд протянул ей руку, откашлялся и продолжил: – И так же, как даю тебе свою руку, я вручаю тебе свою жизнь.

Ему показалось, что Джессика целую вечность смотрела на него блестящими от слез глазами. Но потом ее рука скользнула в его руку, будто и не покидала ее, будто именно там ей и надлежало находиться.

И она заговорила. Ее голос срывался от слез, которые свободно текли по щекам, как в тот день, несколько лет назад, когда он перестал относиться к ним, как к знаку собственной беспомощности, а попытался успокоить ее.