– Какое необычное увлечение для молодой и прекрасной женщины! – воскликнул Бобрищев. Александра покривилась, но он не заметил.

– О, это еще пустяки, – продолжил Дмитрий. – Собирать-продавать хлопок приходится раз в год. У Сашеньки есть дело поважнее. Она лéкарствует, пользует больных по всей округе. Получается лучше, чем у настоящих докторов. Да беднякам и все равно, есть у нее диплом или нет. Мы ведь десять лет назад отправились в Новый Свет, надеясь на тамошнее передовое образование, но увы, Бобик, даже в Америке женщине стать медиком невозможно.

– Ай-ай-ай, – неискренне покачал головой Бобик.

– Сашенька оперирует, принимает трудные роды, спасает покалеченных, – всё хвастался Митя. – Негритянцы зовут ее Каплата-мэм, это по-ихнему «Госпожа Колдунья». И средь пациентов становится всё больше белых. Сначала соседи шептались, не одобряли, а ныне сами просят.

– Ну, это, я полагаю, из-за того, что я не беру платы, – скромно молвила Александра, которой нравилось направление разговора.

Мишель сказал:

– Похвальнейший дивертисмент в сельском уединении. Восхищаюсь вами, мадам. Это отраднее и интереснее, чем вышивать или писать акварельки. А чем красишь свой досуг ты, Деметрус?

Разозленная «дивертисментом» Александра едко ответила за мужа:

– Дмитрий разводит крокодилов.

– Comment? – поразился гость.[4]

– Он объявил, что построит бизнес прибыльнее моего хлопка.

– Что построит?

Она затруднилась объяснить.

– В России такого слова нет. «Бизнес» – это как денежное предприятие или промышленная затея, но только без разрешения начальства. Дмитрий придумал устроить крокодилью ферму, чтобы продавать кожу рептилий в Новый Йорк. Она там в большой цене.

– Превосходная идея. Браво, Деметрус! У нас тоже модники с модницами платят за крокодильи ремни и сумочки неслыханные деньги.

Бедный Ларцев засопел, его жена язвительно улыбалась.

– Идея-то превосходная, да пошла вкривь.

– Что, не разводятся крокодилы?

– Еще как разводятся. Плодятся, будто кролики. Кишмя кишат. Пришлось вырыть второй пруд. Но чтоб взять с кого-то шкуру, нужно ведь сначала его убить, а Дмитрий этого не может. Говорит, что знает каждого крокодильчика с младенства, многих даже по именам. Когда он подходит к воде, твари к нему отовсюду сползаются, ластятся. А что ж им его не любить на спокойном сытом житье? По шесть коров в день сжирают. Уж не знаю, что далее будет, когда они пуще размножатся.

– Мы ведь говорили об этом! – стал защищаться Митя. – Вернемся, всех их на волю выпущу, как рабов выпустили…

– То-то местные обрадуются. Нет уж, я по-другому придумала. Придется мне самцов холостить. Вот ведь докука. Так-то оно просто, чик и – готово. – Александра показала жестом, как это делается – майор поежился. – Но вообразите, каково удержать без движенья саженного ящера. Ему, чай, такая операция не понравится.

Александра вышла в прихожую еще раз дернуть шнур – нерасторопная гостиничная прислуга всё не подавала кофей, а когда вернулась, мужчины вели беседу на вечную русскую тему – как поправить кривды многострадального отечества.

Хозяйка задержалась в дверях, чтобы Бобрищев, завидя ее, снова не принялся болтать пустое.