Чистяков кричал черному от копоти лейтенанту:

— Если кто способен, прыгайте к нам в кузов! Лейтенант, перевязывай раненых. Потом организуй эвакуацию.

— Что? Я не слышу! — кричал в ответ контуженый лейтенант.

Трое-четверо перелезли через борт в нашу полуторку. Не дожидаясь остальных, рванули с места. Уходя из зоны обстрела, где густо взрывались снаряды, все же поймали несколько осколков. Отколотая щепка ударила Степана Кращенко в руку. Он охнул и заматерился. Через несколько минут от заднего борта сообщили:

— Тута вот, мертвяка везем. Швыдкову осколок голову пробил. Че делать?

Машина шла с большим перегрузом. Чистяков, снова тормознув, сам убедился, что боец убит наповал, и приказал:

— Отнести на обочину.

Швыдков, немолодой красноармеец, воевал в составе роты еще с весны. Тогда, в сарае-ловушке, он спорил с Чистяковым, что бессмысленно лезть с голыми руками на танк. Он прошел бои, отступление, вроде неплохо воевал, и вот поймал шальной осколок, прилетевший издалека.

Мы прибыли в расположение соседней дивизии, потеряв убитыми и ранеными около двадцати человек. Остальные сто девяносто торопливо занимали позиции, которые нам указали. Один взвод отправили на левый фланг. Два, под командованием Чистякова, оставили в том месте, где итальянцы нанесли главный удар.

Такой же прибрежный лесок, как наш, перемололо авиабомбами и тяжелыми снарядами. От осин остались голые стволы, высотой два-три метра, молодые деревья вырвало с корнем. Дубы устояли, но часть веток срезало, как пилой. Обломки деревьев и всякий хлам громоздился повсюду, кое-где горел сушняк. Траншеи, вырытые в песчаной почве, хоть и скрепленной корнями, были перепаханы и наполовину засыпаны.

Тела убитых утром бойцов вытащили наверх, раненые сидели и лежали на дне траншеи. В землянки и блиндажи лезть никто не хотел. Стокилограммовые бомбы и гаубичные фугасы, попадая в них, превращали укрытия в братскую могилу. Мы лихорадочно работали лопатами, выбрасывая песок, углубляя траншеи и гнезда для стрельбы. Пока копали, нам рассказали, что на рассвете немцы бомбили позиции полка, после чего полетели снаряды и мины. Выбыла из строя едва не половина личного состава. Затем итальянцы под прикрытием дымовой завесы пытались форсировать Дон.

Легкие моторные лодки и вездеходы-амфибии пересекали реку за считанные минуты, вслед шли самоходные понтоны. Большинство судов были повреждены или потоплены, но часть достигла берега. Говорили; что во главе десанта шли части чернорубашечников и берсальеров. Неся огромные потери, сумели закрепиться на обширном мысу и отбили несколько контратак наших бойцов, окончательно обескровив два пехотных полка.

— Вот, сволочи! — ругался сержант с перевязанными ладонями. — Никогда макаронники такой прыти не проявляли. Видно, фрицы хорошего пинка им дали, чтобы летели вперед без оглядки.

Рассказывали, что десант хорошо снабдили автоматическим оружием и минометами. Когда наши поднимались в контратаку, итальянцы открывали такой огонь, что продвинуться вперед было невозможно. Я выглянул из траншеи и увидел на подступах к плацдарму, который удерживали итальянцы, множество тел красноармейцев. Многие, для быстроты, сбрасывали с себя шинели и, несмотря на холодную, почти зимнюю погоду, бежали в легких телогрейках или гимнастерках. Почти у всех винтовки были с примкнутыми штыками.