Мозгоед водил нас кругами, стараясь заманить как можно глубже в заросли, где, скорее всего, у него берлога или нечто вроде столовой. Раньше мне приходилось видеть отчеты групп исследователей, нанимавших вольных старателей для разведки мест обитания разных существ. Мозгоеды не едят там, где живут. Обычно они оборудуют одно или два временных убежища, где сначала мучают своих жертв, а потом поедают их, иногда еще живых. Сейчас он увел нас довольно далеко от дороги, но очухавшийся Стах быстро нашел ориентиры, и вскоре мы вернулись на свою проторенную колею. Напарник теперь шел сам, все еще пошатываясь. Время от времени нам приходилось останавливаться, тварь словно бы высосала все оставшиеся силы. В какой-то момент я настолько был затянут ритмом ходьбы, что пропустил появление твердой утоптанной земли под ногами. Тут Стах снова махнул рукой, и мы остановились на очередной привал. Ветер не утихал, швыряя в нас редкие капли почти полностью прекратившегося дождя.

Приблизив свою голову к моей, напарник спросил:

– Как ты его увидел? Я даже близко не понял, где этот черт сидел.

Отвечать на такие вопросы не мое любимое занятие. Вот скажи я про паутину, про всякие пси-поля и прочее, что подумает обычный трудяга, пускай и живущий в таком непростом месте?

Поэтому я просто свернул с темы, ответив как обычно:

– Повезло… наверное, опять просто повезло. Пошли дальше, хреновая вахта вышла.

Мы поднялись и вскоре уже вошли в лагерь, где встречать нас собрались все, кроме, пожалуй, Петри, которого, как я успел заметить, ничего, кроме лошадей и энергетических напитков в жестянках, не интересовало. Нас обступили, со всех сторон послышались вопросы. Общий смысл их, конечно, крутился вокруг природы того самого огня, который пропал почти сразу, как только мы отошли от лагеря на приличное расстояние. Стах, при моем молчаливом согласии, взял все внимание на себя и принялся повествовать про страшного мозгоеда-из-кустов. Я махнул рукой столпившимся обозникам и, потихоньку проскользнув в палатку, после процедуры дезактивации сразу же присел возле навивавшей спокойное тепло сушилки. В общем чайнике было на треть остывшего чаю, который я вылил в припасенную на такой случай эмалированную кружку и стал пить маленькими частыми глотками.

Шум снаружи, не утихая, переместился в палатку. Но я в общей беседе участия не принимал, сославшись на усталость. Никто особо не возражал, ведь Стах рассказывал все в лицах и припоминая такие подробности, коих я, честно сказать, не упомню. Мысли опять вернулись к инциденту с мозгоедом лишь в тот момент, когда Никола спросил, куда делась голова существа.

– У этих тварей два мозга, как у динозавров. Один головной, а еще один справа, под сердцем. Если голову не отрезать, мозгоед регенерирует через сутки, может, чуть позже. Поэтому башку я отфутболил, встать бы он так и так не смог.

Галдевшие на разные голоса обозники вдруг притихли, Галя, даже побледнев, приложила ладошку ко рту, прикрыв его. Не понимая, в чем дело, я, пожав плечами, снова прислонившись к стене палатки, принялся за чай. Лишь немного погодя до меня дошло, что говорил я своим обычным, немного резким полушепотом, забыв добавить интонаций. Получилось слегка враждебно, хотя и в мыслях не было кого-то пугать. Все тихо разошлись по своим делам, стало относительно тихо. Ветер снаружи крепчал, немилосердно трепля ткань палатки и ведя со степью только им понятный разговор. Мне всегда нравилось слушать его, да еще, может быть, шорох дождя. Но тут, в этом непонятном месте, даже ветер и дождь были враждебны и до крайности странны. Здешняя музыка имеет свой извращенный ритм, слушая который не уснуть и даже на секунду не расслабиться.