Через какое-то время сержант скатился вниз, присел за камнем возле меня и выдал свое мнение:

– На костер похоже, Антон Константиныч.

В принципе я тоже так подумал, поскольку лучшего объяснения пока точно нет.

Поняв, что от меня ждут собственной оценки, пришлось добавить:

– Похоже на то.

– Как думаете, по наши души кто-то идет?

– Не знаю. Хотя если бы так, костра точно разводить не нужно. Подошли бы тихо, сняли часовых и взяли остальных тепленькими.

Снова переступив с ноги на ногу, Гуревич бросил еще один взгляд в сторону равнины и, поднимаясь на ноги, приказал:

– Нужно выдвинуться в том направлении и разведать. Если это за нами, тут вполне можно укрепиться и держать оборону.

Увидев, что я мотаю головой, он с видимым раздражением снова присел, склоняясь ко мне.

Голос сержанта звучал резко, мои возражения ему явно не нравились:

– В чем дело?!

– Без обид, сержант. Не сердись, просто послушай.

– Хорошо, только быстро.

Медленно подбирая слова, стараясь говорить отчетливо и убедительно, я стал объяснять. Не люблю встревать в чужие дела, но все вполне может кончиться большими потерями, а мне очень нужно было дойти до Одессита.

– Сержант, послушай, разведка, скорее всего, не нужна. Этот огонь далеко, посты у нас выдвинуты максимально далеко от лагеря. Есть пространство для маневра, уйти тоже успеем. Не нужно себя обнаруживать.

– А если они давно за нами идут?

– Тем более соваться первыми – это глупо. Раз не напали до сих пор, значит, либо основные силы впереди, либо это просто слежка. Может быть, тут кодла какая-то обосновалась, а мы на их территорию зашли? А может, это аномалия, и тогда тем более в потемках там делать нечего.

Обычно удается быть убедительным. Но на этот раз что-то не получилось, нужные слова пришлись не в мозг, а прямиком в сердце нашего командира.

Он просто заупрямился и, снова поднявшись, приказал:

– Пойдет Стах и…

Я тоже поднялся. Решение пришло почти так же быстро, как и ощущение безразличия к дальнейшим событиям.

– Давай я пойду. Хуже не станет, а в случае чего ты потеряешь только одного бойца. Я-то у вас нигде не числюсь, иду пассажиром.

Альфовец махнул рукой в знак того, что не возражает, и на этом все закончилось. Вскоре из палатки выбрался злой и невыспавшийся Стах. Мы с ним пошли вниз по тропе, а сам Гуревич занял мое место на фишке. Охранник шел первым, я замыкал. Пока мы находились на возвышенности, огонек был отчетливо различим. Вынув веревку из кармана дождевика, который Стах носил поверх комбеза, он замерил на глаз положение огня к вершине горы. Способ старый и по-прежнему такой же надежный, теперь мы выйдем к месту назначения, даже не видя его. Ветер опять изменил направление, и теперь резкие порывы кидали пригоршни дождевых капель точно нам в лицо. Трава гнулась почти что до самой земли, и скорости это не добавляло. Раза три пришлось останавливаться и сверяться с ориентирами, одним из которых была гора, а другим – невысокий холм у самой дороги. Идти пришлось без дороги, постоянно лавируя между теми участками, где трава росла не так густо, и теми, где из-за стоящего неколебимой стеной сухостоя пройти невозможно. Видимость упала до десяти метров, а иногда я не смог бы различить ничего даже на расстоянии вытянутой руки. На слух тоже надеяться не приходилось, ибо ветер задувал с таким злобным воем, что слышно было только его. Вдобавок накладывался треск набухших от воды стеблей травы, и в результате мы шли к цели в грохочущем и бурлящем море, которое скрывало нас почти по самую макушку. Сам источник света то скрывался среди травы, то вдруг появлялся где-то впереди. А потом стали твориться вообще странные вещи. Источник света вдруг сорвался с места и свечой взмыл в небо. Затем с той же стремительностью он спикировал вниз и стал быстро перемещаться по полю, закладывая неровные петли и выписывая зигзаги. Мерцающий свет, словно играя с нами, то исчезал, то вдруг появлялся в совершенно произвольной точке пространства. Наконец, выписав невероятной сложности фигуру в небе, он сначала исчез, но спустя пару мгновений вдруг возник у нас за спиной. Стах сначала пытался идти ровно, но потом заметался и вдруг остановился как вкопанный, опустив руки.