— Когда мы станет расследовать преступление, я и мои коллеги из отдела убийств нью-йоркской полиции захотим узнать, почему вы брали деньги у экипажа той яхты.

На лице мистера Лоуэ промелькнула тревога.

— Вознаграждение в благодарность за услуги — обычная часть бизнеса. Я как таксист — чаевые у нас приняты. В этом нет преступления.

— Конечно, пока «чаевые» не перейдут некую грань. И тогда они становятся платежом. А возможно, и взяткой. Когда означенная взятка дана за обеспечение нужных ответов пришедшим с вопросами блюстителям закона, то это, мистер Лоуэ, делает вас сообщником. Вне всяких сомнений. А в особенности когда станет известно, что вы не только угрожали мне убийством, если я не покину территорию гавани, но и оскорбили блюстителей закона грубым, вульгарным и вызывающим образом.

— Что за чертовщина? Я в жизни не оскорблял ни вас, ни полицейских!

— Ваши слова звучали так: «У меня есть друзья, которые всадят тебе пулю в башку, если не уберешься к отсюда чертям! Это касается и свиней из полиции!»

— Лживый подонок, я ничего такого не говорил!

— Верно. Но об этом знаем лишь мы с вами. Все прочие посчитают, что я говорю правду.

— Вам это не сойдет с рук! Вы блефуете!

— Мистер Лоуэ, я человек отчаянный и действую вопреки правилам. Я прибегну к чему угодно — лжи, запугиванию, подлогу, чтобы принудить вас к сотрудничеству.

Пендергаст вынул телефон.

— Сейчас я позвоню по экстренной линии в ФБР, доложу о ваших угрозах и попрошу подкрепление. Если я это сделаю, ваша жизнь изменится навсегда. Вы еще не передумали?

Лоуэ задрожал от ярости.

— Сукин сын!

— Кажется, это значит, что вы согласились с доводами благоразумия. В таком случае не подняться ли нам в ваш офис? Холодный ветер с Гудзона, знаете ли, мне очень неприятен.

Дом на Ист-Энд-авеню выделялся неимоверной убогостью. Старый, но сложенный не из тесаного камня, а из бурого кирпича, узкий, всего лишь трехэтажный. Строения более ущербного и жалкого в этой части Ист-Сайда было не сыскать.

Так заключила Кори, прислонившись к дереву гинкго на другой стороне улицы, наблюдая исподтишка, попивая кофе и прикидываясь читающей книгу.

На окнах — плотно прикрытые жалюзи, пожелтевшие от старости. Должно быть, их не открывали уже несколько десятилетий. Окна грязные донельзя, крыльцо растрескалось, на лестнице в подвал громоздится мусор. Но, несмотря на впечатление полуразваленности, закупорен дом был весьма плотно. На входной двери — сверкающий новенький замок. По периметру стекол — сигнализационные ленты. И решетка на окнах отнюдь не выглядит древней.

Кори допила кофе, сунула книгу в сумку и неторопливо пошла вдоль по авеню. Район, бывший когда-то прибежищем немецких эмигрантов, теперь шутливо звали «девичьим гетто». Его облюбовали бывшие студенты, преимущественно женского пола, недавно приехавшие в Манхэттен и озабоченные безопасностью. Район и в самом деле отличался упорядоченностью, спокойствием и несомненной безопасностью. Улицы изобиловали симпатичными, со вкусом и шиком одетыми молодыми женщинами, в большинстве своем выглядящими как служащие с Уолл-стрит либо из юридических фирм с Парк-авеню.