– Что это было такое? – спросил я у Стеллы.

Она пожала плечами.

– Ну, ты же слышал: заблудилась она. Такое довольно редко, но все же случается, когда люди проваливаются в масах и застревают здесь.

– И не помочь?

– Увы. Будет бродить вне времени, пока снаружи не подойдет к концу срок жизни, отмеренный в сфере на момент попадания в закулисье. Такая судьба, ничего не попишешь. И если бы ты попытался ей помочь, то оба стали бы тенью в масах и слонялись тут до конца, даже я не смогла б тебя вытащить, даже машгиах, так-то вот. Ладно, пришли уже. Вот этот дом.

Он был на голову выше других домов, рядами выстроившихся вдоль тротуара: выступающие далеко вперед королевские эркеры, начинавшиеся от высокого цоколя, уходили на шесть этажей вверх и заканчивались двумя башнями, увенчанными массивными остроконечными куполами с флюгерами и чердачными окнами. Посередине торжественно раскрывался невероятно высокий, в пять этажей, заостренный свод арки, забранный кованым кружевом ажурных ворот, в которых была приоткрыта калитка, в сравнении с исполинскими масштабами дома казавшаяся дверью в кукольный домик. Внутри арки в сумрачной выси едва различимо белел свод кессонного потолка, с которого на цепи, толстой, как ствол вековой ели, свешивался огромный темный фонарь размером с садовую беседку. Мы ступили под арку, и гулкое эхо встретило нас, как привратник. Я невольно затаил дыхание. За аркой оказался просторный двор, а прямо напротив поблескивала рифленым стеклом и тусклой медью тяжелая деревянная дверь единственной парадной, над которой бесстрастно взирал на нас позеленевший от времени ангельский лик, беспощадный в своей добродетели.

Внутри были широкая лестница, прохлада и тишина; огромное квадратное окно впереди, над первым лестничным маршем, впускало достаточно света, и остатки витражей в его верхней части отбрасывали багрово-рыжие блики на уходящие ввысь стены цвета тумана, камин и лифт, царапины на перилах и тени в углу у почтовых ящиков.

Мы поднялись по церемонно-пологим ступеням к площадке, и Иф Штеллай нажала на черную кнопку. В невероятной выси над нами что-то отозвалось рокочущим громом и стало спускаться со скрипом и дребезжанием. Стелла стояла, скрестив руки под грудью, глядела вверх и постукивала носком зеленой туфельки.

– Долго что-то, – сказал я через минуту.

– Да.

– Пешком быстрее поднялись бы.

– Нет.

Кабина спускалась целую вечность и еще лет триста в придачу, но наконец с лязгом и грохотом остановилась. Я открыл железную решетчатую дверь и через распашные деревянные створки мы втиснулись в подобие старинного шкапа с тусклым плафоном под потолком. Кнопок не было, и кабина, дрожа и стеная, пришла в движение, едва захлопнулась дверь.

– Все помнишь, что я сказала? – спросила Стелла.

– Не шутить, упасть и ползти, – уверенно ответил я.

– Убью тебя, – отозвалась она, и я не был уверен, что это шутка.

Мы вышли на площадке верхнего этажа. Свод стеклянного потолка светился, как облако в полуденном небе, плиточный пол был похож на бескрайнюю шахматную доску с зеленоватыми и кремовыми клетками. Единственная дверь была двустворчатой, красно-коричневой, и рядом с притолокой располагался старинный звонок, в ответ на нажатие которого за дверью раскатилась протяжная резкая трель. Послышались шаркающие шаги, и дверь отворилась.