Самоходная установка лейтенанта Кузнецова стояла на бугре, готовая отражать возможную танковую атаку. «Тридцатьчетверки» вели огонь по траншеям и блиндажам, поджидая десантников. Подходить ближе танки не рисковали. Один из гранатометчиков, вынырнув из узкого хода сообщения, почти в упор выстрелил из «фаустпатрона» в «тридцатьчетверку».

Некоторые из танкистов впервые видели действие этого оружия. Огненная стрела ударила в башню, и танк вспыхнул. Успел выскочить лишь механик-водитель, через несколько секунд машина взорвалась.

Быстрота, с которой был уничтожен танк и погибли три человека из экипажа, произвела тягостное впечатление на остальные экипажи. Гранатометчик исчез, оставив на бруствере дымившуюся трубу. В двадцати шагах огромным костром горел разбитый танк с отброшенной в сторону башней.

Подоспела десантная рота и выбила остатки немецкой пехоты из траншей. На гребне холма встретили самоходки капитана Глущенко и вторую танковую роту, сильно поредевшую. Они потеряли подбитыми и сгоревшими четыре машины – слишком плотным был огонь противотанковых пушек.

Капитан Болотов, пользуясь тем, что Чистякова поблизости нет, поторопился доложить Фомину об уничтожении батареи тяжелых орудий и двух «хетцеров».

– Где наши самоходки? – отрывисто спросил майор, не дослушав доклад.

– Одна сгорела, вторая здесь, а Чистяков в яму провалился.

– В какую еще яму? Командир батареи жив? – не выдержав, закричал майор.

Он переживал за старшего лейтенанта, с которым вместе воевал больше года.

– В наблюдательный пункт угодил, – снисходительно пояснил Болотов. – Выбираются.

В эти минуты Чистяков и его экипаж работали лопатами, освобождая выход из ямы, куда влетела их машина, спасаясь от тяжелого снаряда. Закопали смятого ударом немецкого офицера, подобрали пистолет, вынули из карманов документы. Растаскивали обломки бревен, мешавшие выбраться.

Фомин подошел к краю ямы. Увидев, что экипаж цел и невредим, весело спросил Чистякова:

– От кого прячешься, Саня?

– Слишком резвый маневр делали, когда от снаряда убегали, – вытирая пот с лица, задрал голову старший лейтенант. – Зато командный пункт уничтожили. Офицерика вон закопали, а рацию вдребезги. Документы фрица возьмете?

– Давай. Посмотрим, что за часть, – полистав бумаги, сунул их в карман. – Долго выбираться будете?

– Вылезем через полчаса. Машина вроде в порядке, а самоходка Степана Авдеева сгорела. Не знаю, жив он или нет.

– Живой. Ладно, работай.

Фомин осмотрел разбитую дальнобойную батарею. Орудия были искорежены, развалены на части взрывами тяжелых снарядов «зверобоев». Несмотря на разрушительность прямых или близких попаданий, массивные стволы у трех пушек остались почти неповрежденными.

– Крепкая сталь, – кивнул капитан Глущенко. – Оставь эту батарею здесь, они бы на расстоянии крепко наших потрепали. Орудия эффективные, но для ближнего боя не слишком приспособлены.

Тем временем подсчитали общие потери. Одна сгоревшая самоходка, пять танков. Еще три танка получили повреждения, которые своими силами не устранишь.

Фомин связался со штабом, доложил результаты боя и обстановку. Одобрения не ждал, хотя с ходу разгромили довольно крепкий укрепленный узел. Его выслушали, что-то записали.