– Не знаю, – пожал плечами второй. – Кажется, это уличный проповедник.
– Но к чему он призывает? И почему эти люди идут за ним?
– У них такие же лица, как у наших соседей после победы католиков на Белой горе, – подал голос третий. – И вероятно, они тоже не слишком любят иноверцев.
– Не может быть, – нервно возразил второй. – Иоганн Альбрехт издал указ о веротерпимости в своем царстве. Я сам его читал. Никто не смеет ставить нам в вину нашу веру, если мы не будем проповедовать среди его русских подданных.
– А вы уверены, что эти люди тоже читали его указ?
Пока они так препирались между собой, благоприятное время для бегства оказалось безвозвратно утеряно и пути отступления надежно перекрыты неулыбчивыми бородатыми мужиками и столь же суровыми женщинами. А впереди них с безумным взглядом фанатика шел расстрига.
– Что это там? – поинтересовался боярин у охранявших ворота стрельцов.
– Опять отец Афанасий воду мутит, – пожал плечами капрал. – Должно быть, давно от патриарших слуг палки не получал.
– Батюшку батогами? – удивился проезжий.
– Чай, он не ангельского чина, – усмехнулся начальник караула. – Скажи лучше, господин, под каким прозванием тебя в проезжие листы вписать, да по которому делу следуешь.
– Архангелогородский воевода боярин Вельяминов по именному государеву указу.
– Вот оно что, – ухмыльнулся было стрелец, но тут же согнал с лица глумливую усмешку и почтительно поклонился.
– А что там иноземцы делают? – снова подал голос с высоты седла боярин.
– Где?
– Да вон их ваш поп с какими-то людьми окружил!
– Вот же сукин сын! – выругался капрал. – Не мог подождать, пока нас сменят…
– Наверное, я полковнику-то вашему расскажу, каково службу несете, – посулил боярин, несколько лет назад сам бывший главным судьей в Стрелецком приказе.
– По уставу не могем оставить пост! – сделал деревянное лицо начальник караула.
– Ну и ладно, – отмахнулся от него Никита и, дав шенкеля своему коню, понесся прямо на толпу, на ходу разворачивая плеть.
Следом за ним, но с некоторым отставанием, двинулись вооруженные боевые холопы.
Путь от Архангельского града до белокаменной Москвы неблизок. Выезжали еще по снегу на санях, и уже в пути пришлось заменять полозья высокими колесами с коваными ободьями. Случалось по дороге всякое, но все же разбойники на хорошо охраняемый боярский поезд напасть так и не решились, а вот звери лесные, оголодавшие за зиму, так и вились вокруг. Особенно досаждали волки, но после того, как охранникам удалось подстрелить парочку особенно наглых, отстали и они.
Но чем ближе они подбирались к столице, тем больше одолевали Вельяминова тяжкие думы. Зачем его вызвал царь, было понятно. Раз царица Катерина померла, стало быть, Иван Федорович свободен и может теперь жениться на его сестре. Вот только где же оно такое видано, чтобы русские государи под венец вдов вели?
С другой стороны, он ведь и не такое откалывал. Ладно старые московские порядки, которые иноземному князю вовсе даже чужие, но ведь Иоганн Альбрехт еще будучи принцем чудил так, что окружающие только ахали. Так что может и жениться, наплевав на мнение всего света.