— Уходим! — прокричал я, быстро оделся сам, нацепил сырую одёжку на рабыню и потащил ее, ничего не соображающую от пережитого страха, к расселине в прибрежных скалах.

Оттуда быстрым пенным потоком бежала неглубокая речушка, холодная до того, что ноги сводило судорогой.

— Мастер, подождите! — услышал я сзади хриплый голос, а обернувшись, увидел главаря головорезов Броя, бежавшего за нами в чём мать родила.

При этом он нёс какой-то небольшой тюк, явно захваченный им с корабля.

— Догоняй, горе-убивец! — ответил я, продолжив бегство.

Я сидел на холодном камне и глядел на жмущихся от холода друг к другу девочек, столь разнящихся между собой. Бледная худенькая Тако́ля, с рыжими волосами и веснушками на лице и плечах и маленькой грудью походила на подростка больше, чем темноволосая загорелая Мираэль, на которую уже с аппетитом посматривают мужчины. И это при том, что северянка старше племянницы на год-другой.

Дождь уже перестал лить так, словно в тучах тараном сделали пробоину, и оттуда в бренный мир текло самое верхнее ледяное небо, но мелкая противная морось продолжала падать на волосы, лицо и тело. Если дыра небесная не затянется в скором времени, то появится вероятность заболеть лёгочным жаром, а я его лечить не умею.

Наверное, стоило идти дальше в поисках рыбацкой деревни, но сейчас возник другой, более важный вопрос.

— Зачем ты за нами пошёл? — повернув голову к Брою, спросил я. Тот сперва поглядел на меня с хмурым, испытующим взглядом, но потом вдруг состроил доброе лицо и начал говорить, изображая из себя простоватого увальня.

— Ну, так это, мастер, вы же на большую землю подадитесь.

Я кивнул.

— Вы же знатные особы, — вытянул в мою сторону палец и хитро протянул, как старый деревенский дед. — Я же вижу, что знатные. А исчо я вижу, что ты, мастер — служивый. Такую вот рану, что у вас в плече, можно токмо арбалетным штырём проковырять. У старого Броя глаз намётанный.

Я глядел молча, не желая перебивать эту речь сельского паяца, хотя девчата уставились на пирата с интересом. И сейчас он, изображающий добренького деда, действительно не выглядел отталкивающе. Несмотря на множество шрамов, лёгкий прищур карих глаз с сеткой мелких морщинок в уголках и приятная улыбка пирата, загорелого до цвета морёного дуба, внушали доверие.

— Я же сам был служивый. Но ведь как жизнь сложилась. Служил честь по чести, а меня оболгали и чуть на мачте не повесили. Уже сорок пять годочков, а всё ни жены, ни дома. Устал скитаться. Ну, я тут вас увидел и сразу смекнул, что вы добрые люди, и что ежели я помогу, то вы словечко за меня замолвите. Ведь замолвите же?

— Кем служил?

— Ну так, вестимо, мастер, моряком был. Вот потому по морю и скитался.

— Кем именно ты служил? — с нажимом повторил я свой вопрос.

— Ну, так, полусо́тенным на триреме.

Он замолчал, а я опустил глаза и начал жевать губу, обдумывая услышанное. Полусо́тенные на боевых судах — это командиры подразделений морской пехоты, абордажная команда, головорезы, каких поискать. Самые отчаянные люди империи. Неудивительно, что он подался в пираты. Он больше ничего не умеет, кроме как суда грабить, опасный человек. Но я даже не за себя боялся, а за Миру. Вдруг он решит её в заложницы взять?