— Вы подозреваете Аюми Ямаду? — наконец спросил он.

По-французски он говорил свободно и почти без акцента, как, впрочем, и Сигэру, и Наоко. С этим Пассану неслыханно повезло.

— У меня нет в том никаких сомнений. Убийства соответствуют ее психологическому профилю?

— Да. — Доктор нервно теребил свою бороду, достойную библейского пророка.

— Она способна на убийство?

— Да.

— Но вы не сочли необходимым поместить ее в закрытую клинику?

Такэси ответил не сразу. Но не потому, что подбирал аргументы в свою защиту, а потому, что хотел быть как можно более убедительным.

— Я не наблюдал Аюми уже много месяцев.

— С какого точно времени?

— С конца прошлого года. Тогда мне показалось, что ее состояние… скажем так, стабилизировалось. Я снова увиделся с ней только на похоронах ее отца.

— Она вас пригласила?

Уэда кивнул.

— В Японии это принято? Я имею в виду, звать своего психиатра на похороны отца?

— Вовсе нет, — улыбнулся врач. — Это было послание.

— Послание?

— Ну, я так полагаю. Понимаете, я думаю, что отца убила она.

— Нам говорили, он покончил с собой. — Оливье переглянулся с Сигэру.

— К такому выводу пришло официальное следствие. Ямада Кисидзиро повесился, но самоубийство могло быть инсценировано. Аюми очень умна.

— Вскрытие производилось?

— Нет.

— Почему она могла бы убить своего отца?

— Потому что ненависть всегда берет свое, даже если проходит много времени.

Пассан снова взглянул на Сигэру. Шурин рассказывал, что отец Аюми, овдовев, так больше и не женился и один воспитывал дочь. И что они были очень близки.

— Инцест? — предположил Пассан, проявив отсутствие воображения.

— Ничего подобного. Секс тут совершенно ни при чем.

Уэда снова принялся теребить бороду, как будто поглаживал домашнего зверька. Полицейский на своем веку допросил тысячи свидетелей и подозреваемых и сейчас нутром чуял: психиатр выложит ему все.

— Я познакомился с Аюми, когда ей было двенадцать лет, — начал тот. — Ее привели ко мне после попытки самоубийства.

— Она хотела повеситься?

— Нет. Наглоталась таблеток. В то время я работал в больнице Кейсацу Бёин. Аюми поместили в стационар. Поначалу она не шла на контакт с врачами, но не только потому, что не могла говорить. Просто она была… замкнута на себе, целиком и полностью. Мне понадобилось немало времени, чтобы добиться ее доверия. Пришлось даже выучить язык глухонемых…

Он говорил хорошо поставленным внушительным голосом. Такими голосами говорят гипнотизеры.

— Понятно. — Пассан покосился на часы. — А потом?

— Отец с раннего детства подвергал ее чудовищным мучениям. В физическом смысле слова.

Вот этого Пассан никак не ожидал. Ему показалось, что воздух, напитанный ароматами благовоний, сгустился в комнате.

— Законченный психопат, — продолжал Уэда. — Человек, лишенный всего человеческого. Он получал удовольствие, глядя на чужие страдания. Особенно на страдания родной дочери.

— А жена?

— Она умерла. Утонула. Как именно, осталось неизвестным. Так что можно строить любые догадки. Но я всегда твердо верил, что Аюми говорила мне правду. Каждую ночь отец приходил в ее комнату и подвергал ее истязаниям.