– У меня он был самым качественным, – обращаясь к толпе, орал он. – А этот выбросил свой! Недаром же, когда берет жадры, все время под столом руку прячет!

Все так и есть: если положить ее на колено, укол получается пусть ненамного, но не таким болезненным.

– Мужик, ты совесть-то поимей! – воззвал к нему Гудрон, который все время находился рядом. – Он что, был у тебя единственный? Теоретик тебе их четыре заполнил. Причем даже пикселя не взял! Да с его даром как минимум половину в оплату требовать нужно!

Его доводы скандалиста не убедили нисколько. Он продолжал орать, требуя вернуть ему тот, который у него украли.

В кармане разгрузки действительно лежало несколько штук. Последние шесть, что у меня оставались. Но мне даже в голову не пришло отдать один из них, чтобы закрыть ему рот, который так и хотелось заткнуть кулаком. Жадры нужны для дела. Мне все не давала покоя мысль, что дар есть у каждого, и они давали мне шансы, ровно по их количеству, чтобы ее подтвердить. В случае с Ирмой я использовал его безрезультатно. Ну а вдруг? Вдруг получится узнать какой-нибудь универсальный способ и он подойдет любому? Или догадаюсь сам, а проверить будет уже и не на чем.

– Ну что, Теоретик, люди даже лучше, чем другие о них думают? – подмигнул мне Борис, когда наконец спровадил скандалиста.

– И на солнце бывают пятна, – несколько невпопад ответил я.

Жадры все не заканчивались, толпа и не думала редеть, и единственным утешением было, что те, кому уже их заполнил, и не думали расходиться, чтобы поглазеть на эмоционала – где их еще увидишь? Сидит себе, с виду такой же, как и любой из них, и творит едва ли не волшебство. И еще я пытался в каждой подходившей ко мне женщине угадать Анфису. Случались и похожие на нее по описанию, но выглядели они обычно, и ни об одной нельзя было сказать, что она не от мира сего.

Затем все закончилось. Очередной жадр сам вываливался из руки, что не ускользнуло от внимания Гудрона.

– Стоп, и что это там у нас?! – сказал он, ухватив меня за руку и разглядывая ладонь. Та действительно выглядела неважнецки. Распухшая и покрасневшая, как будто ее подержали в кипятке. После чего Гудрон громко заявил: – Все, на сегодня концерт окончен! – И снова обратился ко мне, но уже с укоризной: – Игорь, куда ты теперь с такой рукой? Стрелять-то хоть сможешь?

Я лишь отмахнулся – только нотации не читай! Понимаю, что погорячился. Но ведь и ладонь стала выглядеть такой неожиданно даже для меня самого.

– И когда теперь? – спросил кто-то.

– Сюда подойди! – потребовал Гудрон. После чего продемонстрировал мою руку. – Как только пройдет.

– А когда пройдет? – не успокаивался человек.

Вот уж чего не знаю, ничего подобного прежде со мной не случалось. Что и понятно: сегодня заполнил их столько, сколько не заполнял никогда, даже если взять в расчет все вместе взятые.

– Понятия не имею.

Пальцы на руке самопроизвольно подергивались, и пришлось засунуть ее под разгрузку. Оставалось только надеяться, что не навсегда. Чего совсем не хотелось бы. Не из-за жадров – из-за всего остального. Ведь с такой рукой мне ходу к перквизиторам нет, особенно учитывая тот факт, что левша.