– Откуда Вы знаете? – спросил Андрианов.

– Я его часто встречал в «Домино».

– Не может быть, – удивился Олег.

– Может, все может. Он стал известным литератором, но главное не это. У меня чудовищная зрительная память. Так вот, Вы уж простите меня, Олег Алексеевич, он закрутил роман с Вашей бывшей дамой.

– Еленой Иратовой?

– Да. А два дня назад в Загородном у Автондила я видел ее с Леонтовским, на шее у нее было ожерелье, а на руке кольцо из тех, что я видел в больнице у Горомыслова.

– Значит, вольноопер это – …

– Я ничего не говорил, перебил Олега Глеб. – Делайте выводы сами.

Они стояли на улице – Андрианов и Леонидов, а из окна лилась грустная бандитская песня.

– Модно одетый…

– С букетов в петлице…

– В сером английском пальто…

– Ровно в семь тридцать…

– Покинул столицу я…

– Даже не глянув в окно…

Николаев вместе с архивариусом шел вдоль полок архива Военного министерства Российской Империи.

– Позвольте полюбопытствовать, – спросил архивариус, – Вы ведь из чиновников.

– Точно так, – поклонился Николаев, – надворный советник по Министерству Внутренних дел.

– А я титулярный.

– А позвольте полюбопытствовать, по какому департаменту имели честь служить?

– По департаменту полиции.

– Боже мой! – всплеснул руками архивариус. – И Вас не расстреляли?

– Пока нет.

– Дай Бог пронесет. Вот полка Западного фронта. Так… Так…

Архивариус перебирал папки.

– Вот охотничья команда капитана Горомыслова. Извольте ознакомиться.

Николаев взял папку, отошел к столу.

Начал листать документы.

– Вот, – громко сказал он, – что и требовало доказать. Вот он, голубчик… «Бартеньев В.Г., вольноопределяющийся, старший унтер-офицер. Бывший студент Лазаревского института. Храбр, награжден знаком ордена Святой Анны для нижних чинов… Ранен… Отправлен в госпиталь в Москву».

– Вот это мне и надо. Я могу сделать выписку, заверенную печатью?

– Конечно, – сказал архивариус, – сейчас писари все сделают. А мы пойдем в мой закуток, чайком побалуемся с домашним вареньем.

– Съемка окончена, – скомандовал в мегафон Разумнов, – всем спасибо.

С треском выключились дуговые прожектора.

Оператор осторожно снимал камеру со штатива.

– Друзья! – Разумнов опять взял мегафон. – Мы закончили большую и очень сложную работу, поэтому по нашему обычаю все складываются, кто сколько может, и едем в «Домино».

Оператор снял камеру, спрятал ее в ящик.

– Лена, – повернулся он к Иратовой, – а где наш щедрый автор, без него стол будет пустоват.

– Во всех отношениях, – засмеялся режиссер, – судя по Леночкиному лицу, они немного поссорились. Так, моя прелесть?

– Лучше, Сашенька, не спрашивайте, он чудовищно ревнив.

– Ничего удивительного, – вмешался художник Винклер, – да я с такой красотой в постель бы ружье брал, чтобы ночью не увели. Я, Леночка, твой самый верный и старый поклонник. Я еще декорации писал к твоему первому спектаклю в Ялте.

– Как давно это было, Господи, – Лена села за столик гримерки. – Милая Ялта.

В «Домино» все было по-прежнему.

– В чем прелесть этого кафе? – громогласно от дверей провозгласил Винклер.

– В чем? – поинтересовался кто-то из зала.