Сердце академика ухнуло вниз.
Мораль
Соломин знал, что следует сказать, и, конечно же, Рунге отреагировал правильно.
— Я… я ведь не дал вам окончательного отказа, — с укоризной выдохнул он, — и тем более не дал повода и права унижать меня. Я… я… если очень… конечно… необходимо… я сделаю это заключение.
Соломин слышал это сбивающееся дыхание и даже определил момент, когда Рунге проглотил очередную таблетку, но молчал.
— Когда… когда вы хотели бы?..
«Вот это другой разговор, старый ты арифмометр!» — подумал Соломин.
— Чем скорее вы сможете прибыть к следователю, тем лучше. Для дела. Государственного дела, Илья Иосифович.
Рунге шумно чмокнул протезом, и Соломин сделал интонацию теплее.
— Заметьте, ни мне лично, ни вам это заключение ничего не добавит и не убавит, а вот государство пострадает, — озабоченно произнес он, — а это несправедливо! Согласитесь?!
— Ну… в общем… — через силу выдавил академик.
Соломин сдвинул брови и придал голосу поучительные нотки.
— Мы слишком мало думаем, что порою от нашего с вами решения или поведения зависит судьба Родины… Понимаете, Илья Иосифович?
Соломин, нимало не смущаясь, уже читал академику банальную мораль. Он делал это так лихо и в то же время проникновенно, что ни возразить, ни оборвать его было решительно невозможно.
— Д-д-д-да… понимаю…
Рунге определенно растерялся. Он не знал, что попался на один из излюбленных приемов Юры Соломина, которым он еще во время учебы доводил профессоров и преподавателей до полного исступления. Ни у кого не поднималась рука поставить «неуд» при полностью невыученном уроке будущему Зорге или Кузнецову. Именно так Юра обосновывал исключительность своей будущей миссии. И даже неподготовленность к занятию легко объяснялась тем, что он занимался специальной психологической тренировкой по системе легендарного советского разведчика Джона Блейка, который только-только вырвался из лап британской контрразведки и теперь часто бывал дома у Соломиных. Преподаватели это знали и не решались губить молодое дарование, внимание к которому проявлял сам Блейк. Даже Глеб Белугин, наткнувшись на подобное искусное манкирование, поставил лишь точку напротив фамилии Соломин. Не выдержал и Рунге.
— Я могу завтра. Во сколько удобно? Могу даже к восьми утра. Куда ехать?
— К восьми рановато. К десяти поздно. Девять будет в самый раз. Лефортово. Следственное управление. На проходной вас встретят. Всего доброго, уважаемый Илья Иосифович. — Соломин улыбнулся своим мыслям и повесил трубку.
А ближе к вечеру, после непростых размышлений, Соломин признал, что надо делать и следующий шаг, а значит, придется звонить Артему. Вздохнул и решительно набрал номер Павлова:
— Здравствуй, Тема…
— Приве-ет, — явно не веря своим ушам, радостно протянул Павлов. — Юрка, ты как? Ты где? Может, встретимся? У меня офис на Воздвиженке!
Это было ровно то, что надо.
Полоний
Алек сразу понял: Черкасов прицепился к не согласованной с ним энциклопедии всерьез. Так что обед он попросту пропустил — думать о еде в такой момент не хотелось.
«А тут еще эта Софа Ковалевская… навязалась на мою голову…»