Так, он настоятельно рекомендовал подзащитному внимательно выслушивать вопросы, прежде чем вообще что-либо отвечать. По возможности не отвечать на поставленный вопрос четко, а говорить расплывчато и неконкретно. Стараться по структуре и теме вопроса понять, что уже известно следствию, а что — еще нет.
Артем долго и подробно объяснял, что задержание на десять суток без предъявления обвинения мера крайняя, применяется в виде исключения и, скорее всего, подтверждает, что у следствия недостаточно улик для предъявления полноценного обвинения. Такой арест осуждается Европейской конвенцией и неизбежно будет отменен в ближайшем будущем. Мало того, сам по себе арест, до сих пор применяемый в России следователем, а не судом, тоже скоро будет отменен, так как не соответствует пониманию и духу Европейского суда по правам человека. Говоря же о тактике защиты, Павлов предложил для начала фиксировать все нарушения, допускаемые следствием, и по итогам каждого дня составлять пять-десять жалоб в Генеральную прокуратуру.
А в самом конце Павлов сказал что-то такое, отчего подзащитный просиял и совершенно успокоился. Вот только сказано это было так тихо, что прослушка зафиксировала только едва заметный ничего не значащий шум.
Сказать, что Соломин был разозлен, мог бы человек, не знакомый с особенностями поведения Юрия Максимовича. Нет, внешне он был абсолютно спокоен и даже апатичен. Но это и означало высшую степень бешенства, в которую до этого дня он впадал лишь раз. В тот самый злополучный день, когда некий неведомый завистник подставил его Полину в Лондоне.
— Ну, нет…
Соломин решительно двинулся в следственный блок. Допрос был уже окончен, кабинет закрыт, «норвежца» увели на обед, а Павлов как раз выходил из последней решетчатой двери.
— Артемий Андреевич! — громко окликнул его Соломин. — Удели-ка мне пару минут!
Тайна
Артем хорошо знал своего друга и еще лучше помнил обстоятельства, при которых Соня Ковалевская была вынуждена покинуть Россию, а потому предвидел отсутствие в будущем разговоре легкой приятности.
— Да, конечно, — кивнул он и вышел во дворик перед огромными желтыми воротами, через которые утром и вечером въезжали наглухо закрытые автозаки.
Соломин предъявил корочку и выскочил наружу без пальто и шапки, как был в одном костюме.
— Юра, привет еще раз! — Павлов протянул руку.
Полковник схватил и с невероятным остервенением стиснул ее. Артем едва успел напрячь ладонь, чтобы не потерять кисть.
— Ты что делаешь?! — прохрипел Юрий Артему в лицо.
— В данное время свою работу.
Соломин побагровел:
— Ты что, не видишь, кого защищаешь? Он такой же норвежец, как я — алеут!
Артем ждал: ни подтверждать, ни опровергать эту версию следствия не входило в его рабочие обязанности.
— Ближе к сути вопроса, Юра… Что именно ты мне хотел сказать?
— Ну, ты иуда… — заиграл желваками Соломин, — и когда только продаться успел?!
Артем глубоко вдохнул, аккуратно выдохнул.
— Юра! Очнись! Ты что, рехнулся?! Что с тобой?
Соломин замотал головой:
— Не-е-е-ет! Это что с тобой? Ты что говорил этому ср… Торну? А?