— Рано еще уходить, — авторитетно заявил Родик. — Мы их накажем.

Точно такой он был, когда пьяный гнал свою «Ланчу» через весь город, вдоль по белой разделительной полосе. Родик дымил сигареткой, разгоняя по блоку новую порцию густого чернослива. Сергей почувствовал, что еще немного-и его вывернет.

Он зашел в ванную, смыл холодной водой кровь с рубашки, сунул голову под кран и стоял так минут пять. Может, и все десять. И полчаса. Потом вернулся в блок.

Вода стекала по его шее и лицу, оставляя мокрые полосы, и Сергей сказал трезвым, спокойным голосом:

— Ладно. Большой всем гудбай. Мы со Светкой домой пошли.

А все уже спали. Небо за окном стало глянцево-черным, как резиновый сапог. Чума лежал с Зотовой, закинув колено на ее голый живот, негры химфаковцы вытянулись на своих кроватях по стойке «смирно» и сопели короткими распяленными носами.

Лукашко уснул сидя, в той же позе, в какой объяснялся про Витька, который держит всю общагу. Не спали только Светка и Родик; Светка читала на полу апрельский номер «Журналиста», подвинув к себе настольную лампу, Родик сидел рядом — хмурился, гримасничал, словно разминал лицо перед хорошим мордобоем.

— Пошли, — сказал он, вставая.

Гестапо сидел в подсобке, смотрел по телевизору «Пресс-экспресс». Подлокотник его кресла облеплен комками засохшей жевательной резинки.

— А, это вы?

Он достал изо рта резинку, размазал по креслу, встал, гремя ключами в кармане.

Родик подошел к телефону-автомату, что висел в вестибюле, опустил монету, набрал номер. Он долго ждал, когда на том конце провода ответят, потом сказал несколько слов тихим голосом и повесил трубку. Повторять ему приходилось редко.

Светка стояла у стеклянной двери, смотрела на улицу. Гестапо, пока ковылял из подсобки, успел обшарить глазами ее задницу с двумя выпирающими через ткань резинками, чуть джинсы не протер.

— Там кто-то есть, — сказала Светка, показывая в темноту.

— Ну и что? — проворчал Гестапо.

— Там точно кто-то есть?.. — Светка резко повернула к нему голову.

Гестапо ничего не ответил, только серые его щеки сложились, склеились, как спущенная камера от футбольного мяча. Он открыл дверь, снаружи пахнуло теплым ночным воздухом и акацией.

— Ты, Светка, посидишь пару минут с Гестапо, он тебе что-нибудь о внутреннем строении расскажет, — сказал Родик. — А мы зайдем потом.

На улице тихо и темно. На опустевшей стоянке только три машины: «Ланча» и две «девятки» по бокам. Они стоят близко, почти впритирку, блокируя дверцы «Ланчи».

За стеклами тлеют сигаретные огоньки, у одной машины внешняя дверь приоткрыта, оттуда нога торчит, пристукивает пяткой по асфальту. Сергей наклонился к урне, что стояла у выхода, достал железный бак, вытряхнул из него мусор.

— Что, фраера, не спится? — донесся голос из «девятки». — Вас раньше чем к утру никто не ждал…

Из машины животом вперед вылез необхватный мужик, заросший жиром от ушей до самых щиколоток. Брюхо под майкой колышется. Наверное, тот самый Витек. Следом вышли четыре бойца и Знаменский-младший с ними. Чуть в стороне колыхнулись еще несколько теней.