Лина даже не сомневалась, оказавшийся у неё на пути парень всегда получал, что хотел. У таких, как он, по-другому просто не бывало.

«Золотой мальчик», живущий на всём готовеньком, избалованный мажор, под завязку упакованный богатенькими папочкой и мамочкой. Шмотки, деньги, машина, квартира – всё включено прямо сразу в набор новорождённого, вместе с брендовыми слюнявчиками и элитными памперсами.

Да что он вообще мог знать о реальной жизни? И тем более о долгах.

– Отвали, – резко выдохнула Лина и не стала отступать, решительно двинулась дальше, намереваясь обогнуть его, но Шелест поймал её за локоть, крепко стиснул пальцы, и, хочешь – не хочешь, пришлось останавливаться.

Конечно, она попыталась высвободить руку, но хватка оказалась будто железной, хотя голос по-прежнему сочился елеем.

– Да ладно тебе, Ангелочек. Неужели твои планы так резко изменились? – Шелест прицокнул языком, объявил самонадеянно: – А мои нет. Так, может, поедем, продолжим. А-то как-то нехорошо получилось. Ты меня не дождалась, в наглую смылась, ничего не объяснив. – А потом ему надоело паясничать, и он просто приказал, свободной рукой распахнув дверь машины и подтолкнув Лину к ней ближе: – Садись! Быстро!

– Да пошёл ты… – отчаянно выдохнула она, рванулась в сторону, снова пытаясь освободиться. Но Шелест только сильнее сжал пальцы, так что стало больно, дёрнул её назад, к себе, произнёс:

– А вот это нехорошо, детка. – Потом усмехнулся презрительно, предупредил: – Я, конечно, в курсе, что в вашей помойке не принято быть вежливыми, но я вообще-то тоже по-разному умею.

Его глаза блеснули холодным металлом, и на какое-то мгновение Лине стало реально не по себе, и опять мурашки пробежали по рукам и спине. Только на этот раз не от внешнего холода, а от внутреннего.

Она ведь и правда не знала, что от него можно ждать и что там на самом деле пряталось за маской смазливого и на первый взгляд по-кошачьи ленивого пресыщенного благами жизни богатенького мальчика. Она впервые видела Шелеста настолько раздражённым и злым. И то, что он умело сдерживал настоящие чувства, ещё и прикрывал их маской поддельной вежливой благожелательности, настораживало и пугало только сильнее.

А если сейчас ему действительно удастся затолкать её в машину и увезти, куда захочется? В тот же клуб, в котором вечно отиралась куча его похотливых, как и он, не знающих отказа дружков. Что тогда?

– Отвали! – воскликнула Лина.

Голос не вовремя сорвался, прозвучал отчаянным птичьим вскриком, а не уверенно и твёрдо, как хотелось.

– Садись, – негромко, но безапелляционно повторил Шелест и опять подтолкнул Лину к распахнутой двери.

Ну нет! Она и сейчас не собиралась сдаваться, и пусть драться так толком и не научилась, но можно ведь царапаться и кусаться. Тогда же, дома, несколько лет назад именно подобное её и спасло. Ещё можно закричать, позвать на помощь. Она же на улице, а не в квартире с толпой упившихся вдрызг сомнительных родительских собутыльников. Только ведь и здесь фиг помощи дождёшься.

Никто просто не обратит внимания или решит, что это обычные разборки влюблённой парочки, в которой девушка вечно чем-то недовольна, вот временно и корчит из себя недотрогу. И от осознания безнадёжности в носу защипало, к глазам подступили слёзы, и уже без разницы стало, как получится, твёрдым приказом, тихим умоляющим шёпотом или истеричным визгом: