– Вы хотите уверить, что ваши знания в медицине, поразившие доктора Боткина и меня, есть результат смертельной опасности?
– Мы всю жизнь молим Господа о снисхождении на нас благодати, – загадочно продолжал он, – но не представляем, при каких обстоятельствах это может произойти. А когда чудо случается, пугаемся и бежим от него…
– Значит всё это…
– Относитесь к моим новым знаниям именно так, – кивнул Распутин, перехватывая саквояж, – и не спрашивайте, как так вышло. Для меня самого всё произошедшее – непонятно и удивительно.
– Как скажете, – ответила Александра Фёдоровна, опустив глаза, – в конце концов вы живы, а это главное…
– Нет, не это. Собственная жизнь человека важна только в том случае, если он помогает выжить другим. Во всех остальных она может быть бесполезна и даже вредна. Особенно в наше время…
– Да, – согласилась императрица, – сегодня наша жизнь подобна сжатой пружине. Все чего-то ждут, а чего – непонятно. Как будто некое событие должно спустить курок. Всё понесётся, и люди верят, что понесётся не на них…
Императрица остановилась около невзрачного здания, внешне ничем не выдающего свою принадлежность к лечебному учреждению.
– Мы уже пришли, заходите. Таня будет очень рада…
Если великая княжна Ольга была воплощением женственности и особенной ласковости, то Татьяна, несомненно, представляла другое начало – мужественное и энергичное. Немного выше старшей сестры, но такая же изящная и стройная, она обнаруживала большую твердость и силу во всем. Соответственно характеру, её движения были более чёткими и резкими, взгляд – выразителен и смел. Всегда. Но сегодня случился день исключений. Не подобающие царственному статусу и положению участливого специалиста по уходу за ранеными подрагивающие губы, красный нос и опухшие глаза превратили великую княжну в огорчённого ребёнка.
– Что с тобой, душа моя? – всполошилась Александра Федоровна, увидев в госпитальном коридоре свою дочь, шмыгающую носом, – ты заболела? Тебе нехорошо?
– Со мной всё в порядке, но они так кричат… – всхлипнула августейшая сестра милосердия и, увидев Распутина, вынырнувшего из-за спины императрицы, радостно вскинула брови. – Дорогой друг! Как я рада вас видеть!
– А теперь, – Григорий взял инициативу в свои руки, прикасаясь губами ко лбу Татьяны, – постараемся успокоиться и сообщить, кто кричит и по какому поводу?
– Раненые, – вздохнула княжна, – каждый раз на перевязках. Это так ужасно. И я ничем не могу им помочь. Старые бинты, присохшие к ране, надо обязательно снять и сделать это быстро, чтобы не продлевать мучения… Вот только что закончила перевязку совсем юного корнета… Он так стонал и все время повторял «мама, мамочка», а потом потерял сознание…
– В таком случае у меня есть две хорошие новости, – ободрил Распутин расстроенных женщин. – Первая – вы, слава Богу, здоровы, в отличие от Ольги. Вторая – думаю, мы сможем облегчить солдатские страдания. Где у вас можно помыть руки?
Распутин прижал к повязке смоченный перекисью тампон, нагнулся к уху солдатика, смотревшего на косматого мужика с плохо скрываемым ужасом, и что-то прошептал.