«Демаскирует, – с раздражением подумал поручик, но тело словно закутали в плотную непроницаемую ткань – ни встать, ни пошевелиться. – Сколько же мы тут воюем?»

Атака на базу отряда особой важности на Елагином острове началась, как только оперативные группы разъехались с кинопередвижками давать «на бис» очередной ночной сеанс острой политической сатиры, и в помещениях остался лишь его сильно прореженный эскадрон… Меньше двух десятков человек… Нападавшие, видимо, долго наблюдали и хорошо это знали. К делу подошли основательно. Перед нападением обрезали все линии связи, тихо сняли часового на входе и перемахнули через забор. Если бы не идея Айболита с минами-растяжками, наверняка задавили бы караул умением и числом. Но нашла коса на камень, а атакующие – на натянутые по снегу бечевки с гроздьями ручных гранат. Ахнуло так знатно, что стекла вылетели в усадьбе и в соседних домах. Все оказавшиеся во внутреннем дворике боевики полегли сразу. Вторая волна остановилась, замешкалась, и этой минуты было достаточно, чтобы Надольский с ординарцем взлетели на крышу угловой башенки, стилизованной под средневековый донжон, и привели к бою станковый пулемёт.

– Да сколько же вас здесь! – удивился поручик, увидев ровные цепи на льду Средней Невки, и повёл тупоносым «Максимом», нажимая на гашетку.

Особенность ночного боя в его инфернальной мистике. Сноп огня, вырывающийся из ствола, слепит глаза, сбивает прицел, и ты уже не видишь ничего, кроме пляшущего пламени на расстоянии вытянутой руки. Потом различаешь загорающиеся и гаснущие где-то далеко светлячки и понимаешь – это они посылают к тебе противно жужжащий над головой свинец, звякающий по щитку, откалывающий кусочки штукатурки, брызгающий в лицо ледяным крошевом. Ты направляешь туда ствол, стараешься попасть по этим вредным насекомым, выдавая очередь за очередью, пока не погаснут, а потом переводишь огонь на соседние. И так без конца. «Только бы хватило патронов! Только бы хватило!..»

– Иваныч, ленту!

– Есть!

Сдернуть пулемет с парапета, торопливо откинуть крышку кожуха, натолкать в раскаленный зев снег, моментально превращающийся в пар, водрузить обратно, оглохнув, не обращая внимания на «вжик-вжик» и лишь запоздало пригнуться, присесть, когда папаха, как живая, вдруг слетит с головы, уносясь чёрной птицей назад и вниз…

– Иваныч, подавай!

И снова дикие гонки со «светлячками» – кто первый успеет доставить нужное количество остроконечных смертей в точку встречи с врагом, кто перевесит свинцом, передавит огнём. Потом каким-то шестым чувством приходит понимание, что противник дрогнул, остановился, попятился, сейчас побежит. И ты добавляешь огонька. Пулемёт, словно почувствовав военную удачу, послушно плюётся длинными очередями, работает на расплав ствола, а потом щелкает вхолостую боёк, обессиленно выпадает из приемного механизма опустошённая брезентовая лента, и наваливается оглушительная, пугающая тишина…

– Иваныч, что у нас с огневым припасом? Иваныч!..

Поручик осторожно скосил глаза назад. Верный ординарец, прошедший с Надольским два фронта, лежал ничком среди пустых коробок из под пулеметных лент, приложившись щекой к холодному настилу.