Осечка.
Андолини с улыбкой поднялся на колени и поднял свой пистолет.
– Не знаю, кто ты такой, привидение ты ебаное, но с белым светом можешь проститься, – сказал он.
Эдди сел, дрожа от холода, весь в гусиной коже. Он увидел, как Роланд выхватил револьвер, услышал сухой щелчок вместо грохота, увидел, как Андолини поднимается с песка, услышал, как он что-то говорит; и, прежде, чем Эдди сообразил, что он делает, его рука сама нащупала зазубренный обломок камня. Он вырвал его из шершавой земли и изо всех сил швырнул.
Камень ударил Андолини по голове сзади, чуть пониже макушки, и отскочил. Из рваной раны с болтающимся куском кожи брызнула кровь. Андолини выстрелил, но пуля, которая иначе непременно убила бы стрелка, прошла мимо.
«Не совсем мимо, – мог бы сказать Эдди стрелок. – Когда чувствуешь ветерок от пули, нельзя сказать, что так уж мимо».
Отшатнувшись от выстрела Андолини, Роланд большим пальцем отвел назад курок револьвера и снова нажал спуск. На этот раз патрон сработал – сухой, повелительный треск эхом разнесся по всему берегу. Чайки, спавшие на камнях высоко над чудовищами, проснулись и взлетели испуганными, пронзительно кричащими стайками.
Несмотря на то, что стрелок невольно отшатнулся, его пуля остановила бы Андолини раз навсегда, но к этому времени Андолини тоже начал двигаться – оглушенный ударом по голове, он начал валиться на бок. Звук револьверного выстрела показался ему далеким, но жгучая боль в левом локте, раздробленном пулей стрелка, была вполне реальной. Она привела его в себя, и он поднялся на ноги; одна рука у него повисла плетью, сломанная, бесполезная, в другой он держал пистолет и бестолково водил им из стороны в сторону, ища цель.
Первым он увидел Эдди, Эдди-торчка, Эдди, который как-то ухитрился затащить его в это сумасшедшее место, Эдди, который стоял здесь в чем мать родила и дрожал на холодном, пронизывающем ветру, обхватив себя обеими руками. Ладно, может, он здесь и умрет, но хоть доставит себе удовольствие – прихватит с собой Эдди Ебаного Дийна.
Андолини поднял пистолет. Теперь маленькая «Кобра» весила, казалось, фунтов эдак двадцать, но он справился.
«Ну, если опять осечка», – угрюмо подумал Роланд и снова отвел курок назад. Сквозь галдеж чаек он услышал, как плавно повернулся и щелкнул барабан.
Осечки не произошло.
Стрелок целился Андолини не в голову, а в пистолет в его руке. Он не знал, понадобится ли им еще этот человек, но не исключал этого; он был нужен Балазару, а так как все предположения Роланда о том, насколько Балазар опасен, полностью оправдались, то самое лучшее было – подстраховаться.
Что выстрел попал в цель, его не удивило; удивительно было то, что случилось с пистолетом Андолини, а из-за этого и с самим Андолини. За все те годы, что Роланд наблюдал, как люди стреляют друг в друга, ему довелось увидеть и такое, но лишь дважды.
"Не повезло тебе, парень", – подумал стрелок, когда Андолини с воплем, не соображая, куда идет, побежал к морю. По рубашке и брюкам у него струей текла кровь. На той руке, в которой только что был кольт-"Кобра", не было пальцев и нижней половины ладони. Пистолет, превратившийся в бесполезный, искореженный кусок металла, валялся на песке.