Будто я пропустил что-то. Упустил нечто очень-очень важное. И теперь это непоправимо…

Ночью многое пошло не так, как надо, но дело было не в суке и усатом. Не в них. И даже не в том, что я чуть не умер. Не умер же, а это главное! Но было еще что-то…

Пока я искал ключ, вставлял его в замок и поворачивал, никак не мог отделаться от ощущения, что это не машина, а лишь видимость. Игрушка, снаружи похожая на машину, но внутри такая же пустая, как пластмассовый пупсик. Ключ, конечно, повернется, но толку-то…

Машина завелась.

Я подал назад, «козлик» проломился сквозь кусты и, рыча от натуги, вздыбился и пошел задом на осыпь. Кусты по бокам расступились, и я затормозил.

Снова навалилось ощущение, что это не тот привычный мир, в котором я был вчера. Я помнил вчерашнюю дорогу – темный коридор между деревьями, темный и черный. Сейчас же – светлая складка в белоснежном лесу.

Слева, за изгибом просеки, прямой участок дороги, метров в восемьдесят. Вон и крыша дома, перед ним арка, сложенная из камня…

Сердце бухнулось в груди и замолчало. Их машины под аркой не было!

Я развернулся, рванул машину туда – я не мог поверить своим глазам! – и, только проехав метров пятьдесят, заметил «ауди». Просто запорошило снегом, и она почти слилась с припорошенными кустами и белой аркой.

Она стояла перед аркой, почти перегородив дорогу. Там же, где ее бросил усатый, когда вмазался задним крылом в правую опору арки…

Но беспокойство не прошло. Я вдруг понял, что машина ничего не значит. Она и должна была остаться. А вот сама сука и ее слуга…

Их трупов не будет.

Я найду кострище, но их тел там не будет. Здесь, в этом мире, остался я – и эта дорога, машина, арка, дом, кострище… А суки и ее слуги нет. Они меня перехитрили. Их тут нет. Они все еще живы.

Я стиснул руль, тряхнул головой, пытаясь прогнать сумасшедшую мысль, но это было сильнее меня. Я чувствовал, что что-то произошло этой ночью, пока я был без сознания. Что-то непоправимое…

Я остановился перед «ауди», запорошенной снегом так, будто ее облили слоем белой краски, даже окна угадываются только формой. И это странно, слой снега совсем тонкий. Едва толще бумажного листа, кажется. Но сам снег мелкий-мелкий и цепкий, как краска.

Ни разу в жизни не видел такого снега…

Это не мой мир. Не тот мир, в котором я прожил почти двадцать лет…

Я до боли сжал руль. Надо собраться.

Единственный способ убедиться, что их тела сгорели, это пойти и посмотреть. Кости должны были остаться среди остатков костра. Они мертвы оба. И сука, и ее слуга. Мертвы, мертвы, мертвы! Должны быть мертвы!

Но прежде чем вылезти из машины, я нащупал в кармане Курносого. Достал его, разомкнул рамку. Поглядел на сверкающие донышки пуль, закрыл. Сунул револьвер в карман.

Смешно. Смехотворно! Они мертвы, должны быть мертвы.

Но я знал, что, если бы в бардачке оставались еще запасные обоймы, я бы и их рассовал по карманам.

Я выключил мотор. Теперь ничто не оттягивало выхода из машины. И я понял, что не так уж и хочу выходить…

Но и уехать, не убедившись, что тела никуда не делись, я не мог.

Я заставил себя взяться за ручку, толкнул дверцу. В лицо ударило холодом. Я вдруг понял, насколько же здесь стало тихо.