- Вроде так, - согласился Вадим. - Отучился, да не сложилось с основной специальностью, отправился в школу милиции, окончил ее.
- Так ты в их рабочей крестьянской милиции служил? - Рыбников сделал крупные глаза.
- Так другое, тогда вроде не было. И что с того? Охранял порядок, ловил преступников, до старшего лейтенанта, между прочим, дослужился. Давай без этого, Иван. Все мы где-то работали, служили. Время было такое, режим не поддерживал, в партию ни ногой, но люди-то тут причем? Их защищать надо от всякой мрази. В моём отделе трое в красной армии служили, все звания среднего комсостава, люди раскаялись, всем сердцем приняли новый порядок, служат ему верой и правдой. Да не народу Германии если уж на то пошло, а своему собственному.
- Вот тут ты правильно сказал, - Рыбников удовлетворённо кивнул. - На немцев нам плевать, нам за Россию больно. Натерпелся горемычный народ. Прав ты наверное. У нас в РОНА почти все офицеры из бывших, то есть из красных, а служат не за страх, а за совесть. А у тебя, дружище, в милиции похоже не срослось?
- Не срослось. В тридцать седьмом грести через одного начали, под уголовное дело попал, еле выбрался. Насмотрелся как ни в чём неповинных мужиков опускают ниже погреба, обвиняют в таких вещах, о которых они даже не слышали. Заступился хороший человек, вытащил с самого дна. С тех пор я и задумываться начал. В общем, не люблю об этом вспоминать и ты, Ванька, не донимай, добро? В тридцать девятом перевели меня в западную Белоруссию на усиление местных органов. Там я и встретил войну. Ну а дальше, перебежал к освободителям.
- С тобой всё ясно, - сказал Рыбников. - Ладно не бери в голову, ты всё правильно сделал.
Полуторка въехала в город через Северное предместье, тряска прекратились, городские дороги были отремонтированы и чисто выметены, тянулись заборы, мелькали электрические подстанции, над крышей административного здания развивались два флага: гитлеровское алое полотнище со свастикой в белом круге и знамя Локотского самоуправления - Георгий Победоносец пронзающий змея, по соседству с чёрным мальтийским крестом.
Варенька Рыбников продолжал бубнить о том как служил на Кавказе срочную с тридцать пятого по тридцать восьмой. А куда деваться? Вроде не время было в леса уходить, НКВД свирепствовало. Ну и ладно, отслужил, зато освободителей встретил в хорошей физической форме.
Город практически не изменился, именно таким он и остался в памяти Вадима: частные дома в окружении заборов и яблоневых деревьев, двухэтажные бараки, ближе к центру стояли каменные здания в два и три этажа построенные ещё при царизме.
Полуторка проехала льняную фабрику, где теплилась жизнь, вился дымок из цеховой трубы, за открытыми воротами разгружались грузовые машины, над конторой развивались флаги, по улицам разгуливали патрули, на встречу, волоча за собой пыль, проскочил немецкий бронетранспортер с символикой и РОНА на борту.
- А ведь хорошо жить стали, приятель, - продолжал вещать Рыбников. - Павел Константинович Воскобойников, объявил полную свободу предпринимательства, а нынешняя власти это поддерживает и развивает - открывай свое дело, плати налоги, делай что хочешь, но в рамках закона, Скот выращивай, землю паши, открывай магазины, лавочки, хлебопекарни, ремонтные мастерские, ателье пошива одежды, похоронные конторы, - Рыбников затрясся в беззвучном смехе. - С проводами в последний путь всё нормально, полюбил народ это дело. Шучу, не обращай внимания. В общем, все у нас можно, никаких препятствий, если не наказан - значит поощрён.