Я разглядываю его внимательнее.

Четырнадцать месяцев безработицы. На мой взгляд, он так и не выбрался.

Гено – это я после полутора лет без работы. Он ведет себя так, как если бы еще не потерял веру. Цепляется. Я представляю, как через полгода он пересматривает свои запросы, скидывая сорок процентов, через девять месяцев готов согласиться на временную работу, через два года соглашается на мелкий пост, только чтобы оплатить половину своих трат. Через пять лет ему даст под зад первый попавшийся турецкий бригадир, который удостоит его взглядом. У меня ощущение, что рукав его костюма треснет по швам еще до того, как он кончит давать показания, выставив его на посмешище.

Я также сказал Фонтана: «Что до Лакоста, этого говнюка, вы дадите ему очень внятные указания. А если до него не сразу дойдет, разрешаю переломать ему все пальцы. Судя по моему опыту, это, безусловно, способствует пониманию».

Фонтана позволил себе то, что только его мать могла назвать улыбкой.

Лакост дал на диво человечные показания. Его собственное предприятие на данный момент признано неплатежеспособным и находится под судебным надзором; никакого отношения к рассматриваемому делу это не имеет, нет, просто такова экономическая конъюнктура. Именно та, жертвой которой стал мсье Деламбр. Как и многие другие. Он хорош, Лакост. Надеюсь, малышка Риве содрала с него приличную компенсацию.

Люси все чаще на меня поглядывает.

В скором времени состав вражеской армии сократится до генерального адвоката. Люси готовилась к войне, а противники спешат подписать перемирие. Она расспрашивает свидетелей с осторожностью, особо не углубляясь. Она поняла, что машина катится в правильном направлении, только не надо давить на газ.

Накануне Николь поделилась с ней собственным недоумением:

– И все же это поразительно. Твой отец попал под суд за захват заложников, но никто не удивляется, что компания совершенно безнаказанно могла совершить то же самое, чтобы протестировать сотрудников. А ведь если бы они не организовали эту ролевую игру, не было бы и захвата заложников, верно?

– Я знаю, мама, – ответила Люси, – но чего ты хочешь, если даже сами работники не видят в этом ничего ненормального.

Конечно, она обдумывала этот аргумент. Она даже рассчитывала допросить с пристрастием свидетелей, чтобы придать ему веса, показать жестокость, проявленную компанией, и, в конце концов, взвалить на нее ответственность за мои деяния. Но даже не считая того, что судили меня, а не «Эксиаль», теперь в этом не было необходимости. Люси снова смотрит на меня, действительно обеспокоенная таким поворотом событий. Я делаю незаметный жест обеими руками, чтобы выразить свое удивление. Стараюсь быть очень убедительным, но Люси уже отвернулась и продолжила следить за чередой свидетелей, все больше недоумевая.

– Что до вас, Фонтана, – сказал я, – вы будете делать то, что умеете лучше всего: изображать бравого солдатика. Я уверен, что вам платят за результат, ведь так?

Фонтана и ухом не повел, а значит, я попал в точку: он сидит на проценте. Чем больше вернет себе «Эксиаль», тем больше отхватит он сам.