Таня втянула носом воздух. После омерзительного мертвяка запах благовоний был приятен. Однако, опасаясь, что ей вновь начнет мерещиться всякая чушь, Таня предпочла поднести к ноздрям платок.

– Приготовились! Цельсь! Без команды искры

не пускать! – услышала она за спиной голос Шурасика, однако оглядываться не стала. Голос пробивался к ней словно сквозь туман.

Таня подошла к чемодану и, не отнимая от ноздрей платка, осторожно заглянула в него, готовясь, если потребуется, отдернуть голову и броситься на пол. Однако это было излишним. На дне чемодана сидел маленький седой домовой и дешевой зажигалкой лопухоидного производства зажигал индийские пирамидки. Когда на него упала тень, домовой испуганно вжал голову в колени и прикинулся старой соломенной шляпой.

Это было так нелепо, что Таня расхохоталась.

– Что там? – крикнул Шурасик.

Таня повернулась и увидела, что все тридцать колец все еще направлены на чемодан.

– Да ничего, – сказала она.

– Как ничего?

– Личный домовой Медузии. Лысенький такой, с бородкой.

– А дым?

– Ароматные дурманящие пирамидки с рунами!..

– Здесь что-то не так! – недоверчиво крикнул Семь-Пень-Дыр. – Это оборотень! Гроттер, прочь! Воркалакус эндус черного… М-м-м… Эй ты, отвали!Воркалакус энду…

Ванька, окончательно опомнившийся, притянул Дыра к себе и заткнул ему ладонью рот, пока он не закончил заклинание.

– Тшшш! Никакой лишней магии! Говорят же тебе! Гломов, подержи этого оратора!.. Он вырывается!

– У меня не вырвется, – нежно сказал Гуня, принимая у Ваньки мгновенно притихшего Семь-Пень-Дыра.

Шурасик подошел и уставился на шляпу, моргавшую маленькими напуганными глазками. Он протянул руку, коснулся ее перстнем, и шляпа поспешно уползла в угол чемодана.

– Да, домовой, сомнений нет… – произнес он задумчиво, трогая не остывшие еще пирамидки. – Теперь ясно, на что надеялась Медузия! Что мы запаникуем, потеряем голову, станем выкрикивать все заклинания подряд, и тогда весь класс будет забит нежитью, которую невозможно будет прогнать. Нежитью, которую мы сами же и призовем на свою голову! Готфрида же она никуда не посылала. Небось, просто подговорила его, чтобы он пару дней прятался, а сама тем временем отыскала подходящий старый чемодан с рунами, – с возмущением сказал Шурасик.

– Неужели в чемодане ничего больше не было? – недоверчиво спросила Дуся Пупсикова.

– Ничего, Пупсикова, говорят тебе. Обычный безобидный домовой и несколько индийских пирамидок. Глупо все это.

– Почему глупо? В сущности, Меди права. Универсальной магии не существует. Избежать паники, ничего не бояться и трезво принимать решение – вот что главное, когда имеешь дело с нежитью. Это Медузия и пыталась нам сказать, мамочка моя бабуся! – заметил Ягун.

– Чья это безрадостная могилка?

– Человека, который первым перестал говорить «до свидания» и изобрел слово «прощай!»

У самого хорошего и самого плохого в жизни есть одна общая черта. И то и другое рано или поздно кончается. Экзамены не стали исключением. Когда прошел последний, ни один ученик Тибидохса не смог бы наверняка сказать, были ли это самые тяжелые или самые яркие экзамены в жизни. Так или иначе сразу после последнего экзамена в Тибидохсе сильно запахло разлукой. Казалось, разлука разлита всюду – в улыбках, в лицах, в словах. Хотя само это слово старались не произносить. Ежели кто-то все-таки отваживался, то остальные быстро заминали разговор и отшатывались от него как от прокаженного.