А закрыв глаза, можно даже представить на его месте другого, ради которого стоило стерпеть всё. Только так она смогла заставить себя положить голову Валерику на плечо, даже более крепкое, чем у Алексея. И почувствовать, как он осторожно касается пальцами ее волос, которые Лёша не стеснялся на руку намотать. Зачем сравнивать? Когда можно иметь и то и другое. Только нужно подождать немного и забыть легкую обиду. Теперь точно забыть, ведь то, чем Лёша пренебрег, другому кажется очень желанным.

Лерик что-то увлеченно рассказывал о красотах вокруг бункера, а она только с улыбкой спросила:

— Когда ты мне это покажешь?

И он замолчал — зависело от отца, поэтому обещать конкретно ничего не мог. Чтобы поторопить его и добавить решительности, Оксана, снова зажмурившись, будто неосознанно поглаживала шею и грудь Валерия — раньше он и об этом не мечтал! А теперь уже привык к хорошему, и приходится изобретать более сильные средства убеждения. Оксана еще пыталась вообразить другого человека, иначе ладонь не будет так естественно скользить вниз по чужому телу… Совсем чужому, до почти полного равнодушия. Алексей на такое бровью не повел бы, лишь мог заметить с усмешкой, что рукой и сам управится, а вот если бы девушка снизошла — и выразительный взгляд, куда именно нужно снизойти — до более откровенных ласк и полного бесстыдства, тогда и благодарность окажется абсолютно безграничной! Именно так бы Лёша и сказал, Оксана вдруг словно услышала его голос. А Лерик только затаился и не дышал, боясь спугнуть кажущуюся ему застенчивой девушку. Не опробовать ли на нем эту неограниченную, хоть и кратковременную, власть, когда мужчина готов исполнить любые просьбы и требования? И Валерка не сможет ее обмануть: слишком честный, слишком простой. Слишком неискушенный…

— Юрий Борисович, запланирован выход наружу, с Лапиным всё согласовано.

— Отменяется, товарищ командир, — вздохнул Грицких. — Вот вечно у вас так: когда я просил пару бойцов, вы мне отказали. Теперь надо вам, и меня уже это не устраивает. Поморозите ребят, на лечение тратиться придется, а вот это уже совсем ни к чему.

— Да етить! — не отличавшийся дипломатичностью Серяков вложил в одно слово все эмоции. — Не знал, что вы такой злопамятный.

— Ничего личного. Просто действительно лучше подождать, а то там такой мороз, что внешняя дверь того и гляди треснет. Или вы хотели провести учения в особо тяжелых условиях?

— Хотел бы. А что?

Евгений самодовольно разглядывал взбешенного командира. Грицких краем глаза наблюдал и за ним. Не выйдет из помощника толку… Пока он доволен, чувствуя себя сопричастным чужой власти, — не будет стремиться к собственной. Так и просидит, не проявляя инициативы, ибо это воистину страшно: открыть рот и ответить за свой базар.

— Подождите некоторое время. Да и Хлопов мне не жаловался на отсутствие свежего провианта. Ну, во всяком случае, не жаловался слишком усердно.

— Юрий Борисович, мне уже иногда хочется на ваше место…

Грицких очень рассчитывал, что это просто шутка.

— Интересно, почему?

— А хочу знать, о чем вы думаете… Но, честно говоря, желание такое у меня нечасто, потому что думать обо всем, как господь бог, я не приучен. Ладно… Буду считать, что у вас есть свои причины. Иногда даже понимаю, почему вы бумажные носители информации отменили. Народ и устно так языком чешет — заслушаешься. Зато контроль лучше.