И конечно же, все трое пускали слюни. Каждая остановка маленького путешественника отмечалась на ковре влажным пятнышком, которое на какую-то долю секунды тянуло из слюнтявого рта длинную нить, хрустально хрупкую и призрачно прозрачную.

Жакмор наблюдал за Ситроэном. Тот, глядя себе под ноги, продолжал описывать круги, с каждым разом все медленнее и медленнее. Обессилев, остановился и сел. Поднял глаза и посмотрел на столик.

— О чем задумался? — спросил Жакмор.

— Ба! — ответил Ситроэн.

Он протянул руку к столику. Слишком далеко. Не вставая с пола, он потянулся и, уцепившись пальцами за край стола, встал.

— Молодец, — похвалил его Жакмор. — Вот так и надо.

— А! Ба! — ответил Ситроэн.

Он отпустил столик, сразу же плюхнулся на пол и удивленно посмотрел на Жакмора.

— Вот, — сказал тот. — Не надо было отпускать. Это же так просто. Через семь лет ты в первый раз причастишься, через двадцать — закончишь учебу, а еще через пять — женишься.

Ситроэн недоверчиво покачал головой и снова встал.

— Ладно, — произнес Жакмор. — Надо бы предупредить сапожника или кузнеца. Здесь, видишь ли, воспитание суровое. Хотя подковывают же лошадей, и ничего страшного с ними от этого не происходит. Пускай твоя мать решает.

Он потянулся. Ну и жизнь! И совершенно некого психоанализировать. Служанка по-прежнему не поддавалась. Никакого прогресса.

— Я вас, жеребятки, сам отвезу в деревню, — сказал он. — Я уже, наверное, месяц там не появлялся.

Ситроэн опять кружил вокруг столика, но теперь уже на своих двоих.

— Смотри-ка, — поразился Жакмор. — Быстро схватываешь. Даже не думал, что ты так вырвешься вперед. Ну что же, будет мне компания…

Жоэль и Ноэль забеспокоились, Жакмор посмотрел на часы.

— Ах да, пора. И уже давно пора. Что же делать, каждый может опаздывать.

Жоэль заплакал. Ноэль подхватил. Безучастный Ситроэн бросил на братьев высокомерный взгляд.

Клементина пришла в полчетвертого. Жакмор все сидел на том же самом месте и, казалось, не слышал рева двойняшек. Невозмутимый Ситроэн сидел на коленях у психиатра и дергал его за бороду.

— Наконец-то, — сказал Жакмор и принялся разглядывать Клементину. Левая штанина разодрана в клочья, на виске — огромный кровоподтек.

— Похоже, вы хорошо развлеклись, — произнес он.

— Да, неплохо, — холодно ответила она. — А вы? Спокойный, уравновешенный тон так не вязался с нервным состоянием, которое угадывалось во всех ее жестах.

— Какой бардак! — критически высказалась Клементина немного спустя.

— Они хотят пить, — сказал Жакмор. — Они, знаете ли, нуждаются в вас не меньше, чем какие-то булыжники.

— Я не могла прийти раньше, — ответила она. — Сначала возьмем самого спокойного.

Она сняла Ситроэна с колен психиатра и усадила в кресло. Жакмор тактично отвернулся; смотреть на кормление было неприятно из-за сети голубых вен, покрывающей белизну кожи. К тому же сам процесс, как ему казалось, полностью извращал истинное назначение женской груди.

— А вы знаете, он пошел, — сообщил психиатр.

Она вздрогнула и невольно вынула сосок изо рта ребенка. Тот безмолвно ждал.

— Пошел? — она поставила его на пол. — Ну-ка!