Одним словом, в присмотре Лаврушка отговаривал родителей, упирался, уверял, что один справится. В гувернантке — не в гувернантке, как маман, Аглая Иосифовна многомудрая, над отцом подшучивала, таких уж нет нигде, а в женщине пожилой, хозяйственной и серьезной нужда имелась. Вот и присмотрели они ему с отцом на пару племянницу дальней родственницы Фридмана Павла Моисеевича, то есть папаши проворного.

Звали ее Варвара Исаевна. Девица она серьезная, женщина степенная, в начальных классах преподавала несколько лет, даже одно время была классной дамой; замужем, правда, не привелось быть, но на то причина веская — мать больная; Стефания Израэловна последние двадцать пять лет в особом уходе нуждалась, не вставала почти, а если Бог миловал, отпускали боли в позвоночнике, — в кресле время коротала. Баловалась старушка картишками, гадала.

В такой женщине как раз и имелась нужда у Лаврушкиных родичей. Вот ее и уговорили, не сразу, правда, общими усилиями с теткой, мать-то Варвары померла раньше болезной сестры. Сманили обещаниями заморских подарков из-за границы, кто ж на них не западет, не клюнет! А женщины в особенности! Ну и приплачивать стали, не без этого. А в деньгах Варвара с теткою нуждались…

Обязательства свои Варвара взялась исполнять ретиво. Она во всем скрупулезной была, за что бралась, все до ума доводила и с толком. Но когда с Лаврушкой спуталась, волю почуяла и задурила. Даже ревновать его начала. И было бы к кому? По пустякам. Понимала ведь, что ничего путного у нее с сосунком, маменькиным сынком этим, не получится, а женским сердцем жадничала. Вот и мстила ему по-своему редкими ночами, а в особенности такими вот утренними часами, когда тому, как сейчас, и без нее тошно бывало.

Только в передней звонок внезапно затрезвонил. Кто бы это мог быть? Они никого не ждали, и незваные гости исключались, поэтому и осталась у него Варька на ночь. Лаврушка дернулся испуганный, а она уже вспорхнула от него, заметалась по комнате, одеваясь.

— Кого бес принес? — захлопал вслед за ней босыми ногами по паркету и Фридман. — В такую рань!

Родителей ему только через месяц ждать. Приятели? Вчера лишь расстались. Соседи? Эти к нему, как отец с матерью уехали, не заглядывают.

— За тобой кто? — сунулся он к Варваре.

— Да кто же ко мне-то? — Варвара скрылась в ванной комнате.

— По чью же душу гость незваный, — пропел Фридман, морщась. — Из жэка, не иначе.

— Лавруш, я все-таки в ванной побуду, — закрылась на крючок Варвара и свет даже не включила.

— Сиди тихо. — Он нашел «домашки», захлопнул полы халата, пошел на кухню демонстративно, не торопясь, поставил чайник для кофе.

Все это время надрывался звонок.

— Повопи, повопи у меня, — приговаривал Лавр Павлович и величаво продефилировал к двери.

Гость был незнаком и внушал озабоченность. Уж больно серьезен, и при галстуке.

— Чем обязан? — спросил Фридман.

— Можно войти? — торкнулся вперед гость.

— Я не одет.

— Ничего. Я подожду. — Незнакомец уже втиснулся в квартиру.

— Ну что же, — потеснился Фридман, но не сдавался еще. — Милости, как говорится, просим, хотя, конечно, незваный да ранний гость, сами понимаете, хуже… Как это? Или я ошибся?