– Перестань, Филип! Немедленно отпусти меня! - потребовала она, отчаянно пытаясь отвести его огромные руки, но тут же прекратила сопротивление, как только он сдавил ее еще сильнее.

– Ты делаешь мне больно! - охнула она.

– Прости, я вовсе не этого хотел, - шепнул Филип и, ослабив хватку, начал медленно играть с ее сосками, нежно перекатывая их между пальцами. Розовые бутоны мгновенно набухли, властно требуя немедленного удовлетворения.

– О, пожалуйста, Филип, не нужно, - умоляла Кристина, когда жаркие губы обожгли шею поцелуем. Пламенное желание вспыхнуло в ней, заставляя дрожать от напряженной томительной муки, и неожиданно она взмолилась про себя, чтобы он не выпускал ее из объятий…, и никогда, никогда не останавливался.

– Но почему? Ты моя, Тина, и я буду ласкать тебя где и когда захочу.

Кристина, мгновенно похолодев, застыла.

– Я не твоя. Я принадлежу лишь себе самой. Вырвав руки, она повернулась к Филипу лицом и выпрямилась, гордо и вызывающе глядя в его темно-зеленые глаза.

– Вот тут ты ошибаешься, Тина. - Филип сжал ее лицо в ладонях, чтобы она не могла избежать его пронизывающего взора. - Я похитил тебя. Поэтому ты и стала моей, и только моей. Поверь, тебе стало бы легче, почувствуй ты хоть какую-то привязанность ко мне.

– О какой привязанности можно говорить, Филип, когда именно в тебе причина всех моих бед?! Ты знаешь, как я хочу вернуться домой, но продолжаешь держать меня в этом лагере, словно в тюрьме!

– А я желаю видеть тебя здесь, и только здесь, и мои желания - закон для всех, включая и тебя! Думаю только, что ты была бы намного счастливее, если бы нашла для меня маленький уголок в сердце.

Отпустив девушку, Филип устремился к выходу.

– А ты, Филип? - неожиданно спросила Кристина. - Что ты чувствуешь ко мне? Любовь?

– Любовь? - Филип обернулся и тихо рассмеялся:

– Нет, я не люблю тебя. Я никогда не любил ни одной женщины, кроме разве что матери. Я хочу тебя, и этого вполне достаточно.

– Но не для меня! Ты можешь утолить вожделение с любой другой - почему именно я?

– Потому что никакая другая женщина не дарила мне такого наслаждения, как ты.

Его чувственный взгляд словно раздевал Кристину.

– Боюсь, ты испортила меня. Тина, я ни о ком другом не могу думать, - усмехнулся Филип и вышел из шатра.

День выдался душным и жарким. Со дня возвращения Филипа в Египет еще ни разу не было дождя, и колодцы постепенно пересыхали. Но скоро начнутся ливни, как всегда в это время года.

Филип объезжал резвого жеребца-трехлетка, когда увидел Кристину, входившую в шатер Ясира, и, улыбаясь, вспомнил утренний разговор с отцом.

– Девушка добра и нежна, Абу, - упрекнул Ясир. - И ты должен обращаться с ней хорошо.

Сердце мое едва не разорвалось, когда я услышал ее крики прошлой ночью. Не будь я так слаб, сам пришел бы и вмешался!

Голова Филипа наливалась тупой болью - давало себя знать выпитое вчера вино, - и слова отца почему-то раздражали. Он уже был готов язвительно выложить отцу всю правду насчет истинной натуры Кристины, но все-таки передумал. Отец, по всему видно, питает к девушке искреннее расположение, и это Филипу нравилось. Кристина, должно быть, подобна глотку свежего воздуха для умирающего старика. И к тому же она могла быть самим очарованием, когда хотела.