Но тут она поняла, что все это не имело значения.

Это был поистине адский круг, и он требовал совершенно других навыков, которыми она не обладала.

Но она все равно поплывет туда.

Глупая, она считала, что все безнадежно, а теперь видит, что это не так. Возможно, Андерс Экман жив. Андерс — ее друг, отец троих детей — находится неподалеку, в плену у каннибалов, и напрасно ждет, когда мимо проплывет какая-нибудь лодка…

— Я могу туда отправиться? — спросила она. — Это безопасно?

Доктор Свенсон прикрыла глаза ладонью.

— Нет, я думаю, что они вас убьют.

…Андерс снял халат и надел куртку, висевшую возле двери. Развязал галстук, достал из стола портфель.

— Если я пойду хотя бы еще на одно родительское собрание, это меня убьет, — сказал он Марине…

— Я должна туда поехать.

— Но лишь после того, как мы все обдумаем, — возразила доктор Свенсон. — Сначала надо выработать план действий.

Марина нахмурилась.

Она вспомнила Карен Экман и ее слова, что Андерс плохо себя чувствует среди деревьев.

Надо было искать его не на тропе, а в джунглях.

— Я не думаю, что завтра будет лучше, — ответила она и ушла.

Истер поплелся за ней.

Доктор Свенсон что-то кричала ей вслед, но Марина не вернулась.

Так можно проговорить целый год.

Марине хотелось лишь одного — сесть в лодку и плыть навстречу Андерсу и собственной судьбе. Мысленно она уже плыла по реке, течение тащило ее все дальше от лагеря, а на душе было спокойно. Она была готова положиться на волю реки, если та принесет ее к Андерсу.

Впрочем, нужно было взять с собой что-то для обмена, чтобы предложить индейцам из племени хуммокка за Андерса.

Но что?

Она окинула взглядом кладовую, открывала коробки и ящики. На дне одного ящика она нашла десять апельсинов и взяла их и арахисовое масло. На шею повесила белую ночнушку Барбары, в надежде, что ей хоть чем-то поможет такой универсальный символ перемирия. Пожалела, что у нее под рукой нет бус, пуговиц, ножей и краски — только шприцы, лакмусовая бумага, стеклянные пробирки с резиновыми пробками и бутылки с ацетоном.

Она села на ящик с фруктовым коктейлем, закрыла глаза и увидела, как Андерс сидит за своим столом и листает определители птиц.

Она пыталась сообразить, что в этих краях могло цениться так же, как жизнь Андерса.

И тут она вспомнила про раппы.

Истер пошел с ней, хотя они еще никогда не ходили вместе к мартинам.

Солнце пекло вовсю, а ведь еще не было и девяти часов!

Марина тащила с собой большую корзину, которую нашла в кладовой, — лакаши плетут их из толстых стеблей травы.

Так поздно она еще не приходила в рощу мартинов.

У тропы пели и кричали уже другие птицы, которые охотились на совсем других насекомых, не боявшихся жары.

Марина осторожно ставила ноги, помня о змеях, обвивавшихся вокруг лиан. Теперь она не имела права на ошибку.

На краю рощи она на минуту остановилась, обвела ее взглядом, стараясь запомнить навсегда, потом наклонилась и подолом платья вытерла пот с лица. Мартины были ярко освещены солнцем, и кора казалась нежно-желтой. Марина сорвала рапп, показала его Истеру и положила в корзину. Стала рвать другие раппы. Мальчик пошел к другим деревьям, брал по несколько грибов из каждой группы, прореживая. В корзине уже лежала кучка бледно-голубых сокровищ.