– Рахимов, – спокойно вычислил Виталий Петрович, слушая, как матерится его водитель.
Юртаев взмолился:
– Ну, взъебите вы этого урода, товарищ полковник, чурку эту нерусскую, ну надо же как-то унять! А то сейчас – колют, завтра – жечь начнут!
Ильюхин покачал головой:
– Не начнут. Скоро им самим надоест. А нам нельзя уставать от склок. Нам сейчас, Паша, не до этого.
И, выдав вот такое «пацифистское» напутствие, полковник убыл домой общественном транспорте.
Виталий Петрович контролировал каждый шажок своих сотрудников по изучению личностей, установленных с помощью математика. Контролировал и торопил. На телефон в той съемной хате была поставлена «техника». Чуть позже, когда установили «мобильники» жильцов, их тоже стали слушать. Неделю по квартирантам работала «наружка», которая поведала, как хлопцы живут. Многое изучалось и сопоставлялось, и кое-что нарисовалось еще до окончательного анализа. А когда «убойщики» подвели итоги всех мероприятий и математических выкладок, то просто ахнули. Оказалось, что тот, кому киллеры отзванивались непосредственно после расстрела – некто Алексей Федоров, был вовсе не Федоровым, а Юрием Михелем, находящимся в розыске с 1991 года. Когда подняли все, что имелось в закромах на этого Михеля, то выяснились еще более интригующие подробности. Этот достойный член общества неоднократно мелькал рядом с Гамерником. Да-да, с тем самым Гамерником, о котором вспомнил Обнорский, перебирая в уме возможных смертных врагов Юнгерова. Ильюхин подивился про себя интуиции журналиста, но… Прошлое есть прошлое – мало ли кто с кем когда-то был знаком? С тех пор прошло много лет, и, более того, у Михеля истек даже срок давности по статье, по которой он был в розыске. Из всего блудня на нем только и осталось, что подделка документов, по которым он жил последние два года.
– Вот дурилка! – весело комментировал Виталий Петрович этот казус. – Может же сам прийти и сказать: «Привет, я – Михель, не ищете ли вы меня?» – и все, вопрос закрывается, розыск убирается. Так нет же, все скрываемся по инерции… А может, он не знает про срок давности? Может, ему просто в голову не пришло с юристом проконсультироваться?
Когда оперативники по косточкам разобрали все междугородние звонки Федорова-Михеля, то установили, что он периодически связывался с парой офисов в Москве. Из Москвы было трудно получить ответы на запросы, но в конце концов сдюжили и с этим. И выяснилось, что в офисах этих находятся фирмы, принадлежащие Гамернику.
Таким образом, была установлена простая цепочка: убийцы после расстрела отзванивались Михелю, который находился на постоянной связи с московскими фирмами Гамерника. Все было ясно, но легче от этого не стало. То, что убийцы – именно убийцы, не подтвердилось ничем, кроме оперативной логики, основанной на профессиональном опыте. Тем не менее Ильюхин похвалил своих сотрудников:
– Ну, что же… Оперативным путем убийство раскрыто. Жаль только, что дальше – жопа, и притом – полная. Ни одного доказательства…
Тут в голове полковника шевельнулась странная мысль: «А что, если взять и опосредованно слить все это Крылову? В тот же вечер атакует… А потом, может быть, кто-то из киллеров не выдержит "шутейного" разговора и…» Впрочем, от этой мысли Ильюхин, конечно же, сразу отказался. И вовсе не из-за пальмы первенства. И не из-за пробитых колес его «Волги». Просто полковник решил, что в такой ситуации с Крыловым можно было бы говорить только в открытую. А разговор в открытую с передачей информации о киллерах фактически означал признание: да, мол, есть случаи, когда с подозреваемым надо говорить жестко. Вот так сказать и отвернуться с извинениями за прошлые ошибки. Отвернуться – это чтобы не смотреть, как от Михеля и его подручных полетят ошметки кровавые. Отвернуться, чтобы заткнуться на всю жизнь… А опосредованно передавать Крылову – это ложь, которая рано или поздно всплывет, и тогда будет еще противнее…