Что летом поеду в отпуск, а зимой буду встречаться на каникулах с друзьями.

Однажды умрет отец. Когда-нибудь умру я. Ничего интересного между всеми этими событиями не произойдет. Разве что выиграю в лотерею, но и тогда у меня всего лишь будет квартира побольше, а отпуск подальше.

Все как у всех.

Даже если меня уволят и выгонят из квартиры — рано или поздно я найду новую. Даже если меня бросит мой «хороший человек» — будет другой, ну или я попытаюсь перерезать вены и попаду в больницу. Или просто умру пораньше.

Каждый день моей жизни раньше можно было предсказать — более или менее. Не больше десятка вариантов, включая самые удивительные и самые печальные.

Все изменилось. В один весенний день все изменилось.

Я теперь не знаю, кто я. Не представляю, во что могу превратиться и что буду делать. Даже в самых диких фантазиях не представляю, что случится через год.

Хуже.

Я не представляю, что случится через минуту.

Когда я на подгибающихся ногах дойду эти несчастные несколько десятков метров — я не знаю, что я увижу там. У меня вообще ноль вариантов.

И так уже полгода.

И так будет теперь всегда.

Если только сейчас меня не убьют.

А еще.

Еще.

Почему все эти месяцы я даже не задумывалась о том, что происходит в моей прошлой жизни?

Костик всегда был одним из самых адекватных моих друзей. Мы часто возвращались с гулянок вместе, и я знаю, что он грамотно оценивал степень опасности ночного района, никогда не нарывался, а если попадал в сложную ситуацию — старался решить все словами. Этим он мне и нравится — тем, что всегда работал головой.

Почему сейчас это дикое животное с желтыми звериными глазами, пригибаясь кружит по поляне? Клыки выпущены, лицо в крови, когти на пальцах испачканы землей. В лице не осталось ничего человеческого, ни признака интеллекта, я и узнала его только по волосам и одежде.

Чезаре — я помню, каким был Чезаре. Как он боялся темноты, как хотел, чтобы его любили, как всегда думал о маме и мечтал писать хорошую музыку. Нежный мальчик Чезаре.

Кто сейчас голый по пояс, истекающий кровью из многочисленных ран на теле, смотрит в чужие желтые глаза и рычит, по-настоящему, по-звериному, с такой ненавистью, что у меня на загривке дыбом встают волосы. Секунды три так они обходят друг друга — и срываются в середину поляны, скатываются в бешеный клубок, из которого летят ошметки плоти и брызжет кровь!

Я еще успела заметить Макса, с отрешенным видом перебирающего пальцами одной руки перстни и кольца на другой, словно не решаясь снять ни один из них, Мари, сидящую на корточках у ног Эшера, сложившего пальцы перед грудью будто в молитве, и Люция с хищной и довольной улыбкой наблюдающего бой, стоя в расслабленной позе — а меч воткнут в землю рядом.

Успела, прежде чем мой мозг наконец обработал картину, состоящую из красных и зеленых мазков посреди поляны. Там было еще немного черного, белого и персикового… В какой-то момент внутри что-то щелкнуло и вместо шедевра абстракции я увидела изломанное тело женщины. Маши.

Зеленое — трава.

Красное — кровь.

Черное — волосы.

Персиковое — кожа.