Капонир вышел на загляденье. С укрепленными плетнем внутренними стенами, утрамбованным речным песком полом. Не стоило так стараться на день-другой, но Богданов привык работать тщательно. Самолет закатили внутрь, сложили в углу бомбы, вход закрыли тоже плетнем – высоким, с торчащими вверх косо срубленными ветками. Не перелезешь. Узкий проход (одному человеку протиснуться) оставили сбоку.

– Внутрь никого не пускать! – велел Богданов Конраду. – Кроме меня и ее! – он указал на штурмана.

– И княжну? – спросил капитан.

– Ее тоже! – подтвердил лейтенант.

Губы наемника тронула улыбка, он кивнул.

Чтоб капонир вышел правильный, Богданов попотел. Дотошно объяснял присланным Данилой мужикам, где и как рыть, куда бросать землю, какой высоты должны быть стенки, как их укрепить… Хватал деревянную лопату, окованным железом штыком срезал землю – показывал… В результате перемазался с ног до головы. Лисикова достала из гаргрота брезентовое ведро, притащила воды. Богданов сначала напился, затем вымыл руки. И только сейчас заметил кучку женщин. Они стояли в отдалении и, казалось, чего-то ждали.

– Что им? – удивился Богданов.

– Просят благословить детей, – пояснил Конрад.

– Меня?

Конрад кивнул.

– Я ж не поп!

– Прогнать? – осведомился Конрад.

– Погоди!

Богданов направился к женщинам. Детский плач он услыхал издалека. На руках молодухи заходился криком младенец. Мать отчаянно качала его, но ребенок не унимался. Богданов подошел, глянул в ворох тряпья. Сморщенное красное личико, беззубый рот распялен в крике. «Жар, наверное!» – подумал лейтенант и потрогал ладонью багровый лобик. Младенец хрипло мяукнул и вдруг умолк. Закрыл глазки, зевнул.

– Спаси тебя Бог!

Молодуха всхлипнула и поцеловала руку Богданова. Лейтенант не успел опомниться, как его окружили женщины. Голося и причитая, они протягивали ему детей. Чертыхаясь про себя, он возлагал ладони на светлые головки и атласные лобики. Бабы кланялись, ловили его руку, если Богданов не успевал выдернуть, то прикладывались. Наконец они разошлись. Андрей в изнеможении сел прямо на траву. Только сейчас почувствовал, как устал. Ныла голова, тело ломило. Богданов откинулся на землю и закрыл глаза. Прошло всего несколько минут, когда он ощутил, что силы возвращаются. Сел, открыл глаза и увидел перед собой мальчика. Тот стоял, глядя на Богданова, но взгляд этот был пуст. «Слепой, что ли?» – подумал лейтенант.

– С прошлого лета не видит! – подтвердил голос сбоку. Богданов скосил взгляд и увидел бабу в линялой поневе и вышитой рубахе. – Собаки спужался, выскочила из куста.

«Истерическая слепота!» – подумал лейтенант и сделал знак бабе. Та подвела мальчика ближе. Богданов взял его за плечики и заглянул в глаза. Обыкновенные, васильковые, опушенные выгоревшими на солнце ресницами глаза.

– Ты грязный! – вдруг сказал мальчик. Он коснулся пальчиком щеки Богданова. – Земля… Ты землю кушал?

Богданов растерянно кивнул.

– Скажи мамке, даст хлеба! – посоветовал мальчик. – Утром пекла. Укусный!

Богданов посмотрел на женщину. Та открыла рот, чтоб заголосить, но Богданов показал кулак. Баба захлопнула рот. Лейтенант встал и за ручку подвел ребенка к матери.