— Тогда почему не купить его в Сан‑Франциско?

— Знаешь, я буду спать спокойнее, если оно будет при нас сейчас.

— А я‑то думал, что ты пацифист.

— Так оно и есть.

Колин покачал головой:

— Пацифист, который носит с собой оружие?

— В жизни каждый день происходят гораздо более странные вещи, — произнес Дойл.

Спустя полтора часа Алекс и Колин вернулись в мотель. Было начало двенадцатого. Алекс захлопнул дверь, оставив за порогом невыносимую жару пустыни. Потом он заперся на замок, цепочку и попробовал повернуть дверную ручку, но это ему почему‑то не удалось сделать.

Колин уселся на кровать и поставил перед собой небольшую, но тяжелую картонную коробку. Потом он приподнял крышку. В коробке лежали пистолет 32‑го калибра и набор патронов к нему. Когда Дойл направился в магазин покупать его, то запретил Колину выходить из машины. Не разрешил он и посмотреть на оружие, пока они ехали обратно. Поэтому сейчас Колин впервые увидел его. На лице у мальчика появилось огорченное выражение:

— Ты говоришь, продавец назвал это дамским оружием?

— Да, — ответил Дойл, присаживаясь на край кровати и снимая ботинки. Он чувствовал, что еще одна‑две минуты — и он потеряет сознание, если не заснет сейчас же.

— А почему он так сказал?

— Потому что по сравнению с 45‑м калибром у него небольшая сила удара, небольшая отдача и он гораздо менее шумный. Обычно такие покупают женщины.

— А тебе его спокойно продали? Не было проблем, что ты из другого штата, ну и так далее?

Дойл растянулся на кровати и ответил:

— Нет, проблем не было. Вообще, это оказалось чертовски просто и легко.

В пятницу пополудни Джордж Леланд ехал через пустыню Невада в Рено. У него невероятно болели глаза, несмотря на то что от яркого света солнца и белого песка их защищали темные очки. Леланду было плохо. Он не мог сконцентрироваться, ведя машину.

С той самой памятной ночи во вторник, когда он гонялся с садовым топором за Алексом Дойлом и когда пережил приступ кошмарной головной боли, Леланд обнаружил, что потерял способность логически мыслить. Его мысли бродили в голове сами по себе, почти не поддаваясь контролю. Джордж не мог собрать их воедино и сконцентрироваться на чем‑либо более чем на пять минут. Мысли перескакивали с одного на другое, словно в фильме с множеством купюр — вырезанных кадров.

Снова и снова он как бы просыпался, отвлекался от мечтаний и с удивлением обнаруживал себя за рулем фургона. Он преодолевал милю за милей, а мысли его были где‑то далеко… Очевидно, какой‑то участок его сознания следил за дорогой и движением, но это был очень маленький участок. И Леланд наверняка разбил бы фургон и погиб, если бы двигался по оживленной трассе со множеством автомобилей, а не по этой ровной, прямой, как стрела, пустынной дороге…

Куртни была с ним, она постоянно присутствовала в его мечтах. И вот сейчас, когда он снова «вернулся» на шоссе, окаймленное песчаником, и обнаружил, что «Шевроле» трясется и дрожит, производя резкие ворчливые звуки, Куртни сидела рядом, на соседнем сиденье, вытянув вперед свои длинные ноги.

— Вчера я почти покончил с ним, — сокрушенно рассказывал Леланд, — но эти проклятые шины…