Одна-единственная дорога вела в большой город. Булыжное неровное шоссе достигало Ташкента и встречалось с улицей, уходившей к вокзалу, забитому разношерстным людом военной поры, к сумятице на площади и неразберихе на перроне. Но оттуда все же отправлялись поезда, пусть без расписаний, но и билета, чтоб сесть в вагон, тоже не требовалось. Там можно было мгновенно раствориться в толпе, а потом — исчезнуть. Но было на пути роковое место — шлагбаум на шоссе. Дорога здесь врезалась в холм, справа и слева спускались крутые откосы, впереди — переезд, перекрытый сейчас горбатой жердью.
Опущен шлагбаум был давно, перед ним собралась длинная очередь — автомашины, повозки, арбы с огромными колесами. Мотоциклист нетерпеливо, когда с помощью уговоров, когда — брани, пробрался сквозь скопление почти к самой колее. На ней, вызывающе равнодушно попыхивая паром, стоял старый паровоз «Овечка». Он, кажется, не был намерен двинуться ни вперед, ни назад. Мотоциклист, нервничая, слез со своей машины и подошел вплотную к паровозу; он что-то крикнул машинисту, чумазому парню в черной от угольной пыли ушанке, но тот, все так же безразлично поглядывая на голые, покрытые инеем ветви, протянувшиеся над шоссе, не удостоил его и взглядом. Тогда мотоциклист сам вышел на шпалы, увидел опущенный семафор и, чертыхаясь, вернулся назад.
В деревянной будке, наконец, задребезжал телефон, появилась пожилая женщина в тулупе, с флажком в руке, машинист нырнул вглубь паровоза, из-под колес покатились клубы серого пара, паровозик пронзительно вскрикнул и с трудом, будто колеса успели примерзнуть к рельсам, тронулся с места. И тут же оживилось все: заурчали моторы, вскинулись понукаемые лошади; женщина повертела рычаг, и, едва жердь поднялась, застоявшийся транспорт ринулся к Ташкенту. Однако мотоциклист никак не мог запустить двигатель. Мимо него проехали, свирепо ругаясь, потому что он занял часть дороги, почти все, и тут он наконец перестал мучить рычаг, заглянул в мотор и сплюнул в сердцах: пока он уходил к шлагбауму, чья-то умелая рука вытащила из гнезда запальную свечу. Вещь эта была, разумеется, дефицитна, безвестный воришка мог получить за нее пару червонцев на толкучке, деньги не бог весть какие: судя по всему, мотоциклист готов был сейчас уплатить за свечу гораздо больше. Он и кинулся с сотенной бумажкой в руке к первой же машине, показавшейся со стороны Чирчика.
Водитель, молодой, с выпуклыми веселыми глазами, с непринужденностью, свойственной южанам, вступил в беседу, замысловато обругал жуликов которые «тащат, собаки, на каждом шагу, а ты только подумай, что́ он там взял? На лепешку ему не хватит, а человек из-за него мучиться должен». Запасной свечи у словоохотливого шофера, однако, не оказалось. «Извини, конечно, но даже у нас, в «Заготзерне», с запчастями теперь не дай бог как тяжело...» Он дал газ и хотел уехать, но тут мотоциклист, с виду — демобилизованный командир, на петличках его сохранился след от кубика, просто-таки взмолился: не подкинет ли шофер его на своей «эмке» до Ташкента?