Он понимал ненависть слетавшихся во дворец выживших сородичей. Каждый из них пережил свой личный многовековой кошмар и видел в красной деве Рудлог воплощение зла. Только воля Владыки удерживала их от расправы. А девчонка ходила с прямыми плечами, будто бросая вызов. И не признавая вины. Современный мир утратил понятие кровного долга, да и сколько поколений назад это случилось? Мог ли он осуждать ее за это?

Сам воин-дракон не мог ненавидеть. Ненависть его за много веков перегорела в каменном плену в попытках справиться с безумием, да и видел Чет, в отличие от других драконов, что современный Рудлог – совсем другой мир, где никто не помнил о совершенном преступлении.

Пока драконий народ агонизировал под толщей горной породы, люди продолжали жить, рождаться, умирать, воевать и мириться, смеяться и пахать землю, дышать свежим воздухом и радоваться солнцу.

И Четери, выбравшись, тоже начал отчаянно вспоминать, каково это – жить. Парил под солнцем, летал к морю, гонялся за дельфинами; облетая города, проводил оглушающие страстью ночи с тянущимися к живому теплу драконицами; пил сладкое вино, валялся в горячем песке, жмурясь от счастья, шутил, соблазнял служанок во дворце Нории.

Единственное, чего у него не было, – это достойного противника. Мастер клинков скучал по настоящему бою, а из выживших разве что Нории позволял размяться хотя бы в десятую часть силы. Все его воины остались под камнем. Хотя… за всю жизнь он знал только двоих – тех, с кем мог сражаться так, что пела душа.

Первый был его учителем, драконом, он умер от старости, и Четери похоронил его со всеми почестями, как второго отца.

Второй был его учеником, человеком, и Мастер клинков убил его в бою.

Перед полетом в Рудлог, устав маяться тянущей тоской в груди, от которой не спасали ни женщины, ни свобода, Четери пришел в храм Синей Богини за благословением и помощью.

Туда обычно приходили девушки из народа Песков, вошедшие в пору зрелости и дарившие любовь заходящим за благословением мужчинам.

Но в тот день не было ни одной послушницы, и все-таки ему разрешили поспать на женской половине храма. Пришедший не мог уйти, не получив утешения.

В ту ночь Чет то ли спал, то ли грезил наяву. И казалось ему, что лежит он на коленях маленькой женщины с голубоватой кожей, которая ласково гладит его волосы и поет песню, похожую на переливы текущей воды. И говорит, что он хороший, сильный мальчик и что все будет хорошо. И обязательно он найдет то, что заполнит выдранную безумием и отчаянием пустоту в его душе.

А в Рудлоге он встретил Светлану.

Четери заснул под мягкий плеск близкого озера, и ночь была тиха и тепла, но сон, вызванный воспоминаниями, снова вернул его в удушающее бессилие каменной тюрьмы, и вдруг показалось, что все случившееся – освобождение, возвращение в Пески – просто бред, и он все еще там, и нет никакой надежды.

Он стонал, не в силах вырваться из кошмара, и покрывался липким потом, судорожно дергал руками на колючем матрасе, и проигрывал, проигрывал собственному страху. И засевшее где-то неглубоко безумие уже расправляло когтистые крылья, вцепляясь в душу, нашептывая, что он остался один, остался последним и должен отплатить, упиться кровью людей Рудлога – за то, что позволили, и людей Песков – за то, что не отомстили. Никто не должен жить больше в мире, где истребили его племя.