Что это было? Их связь? Или голос совести?

Кто оставил женщину на растерзание королевским палачам? Кто не подумал, что ее схватят и могут казнить за помощь им?

Какому тупоголовому дракону открыла глаза красная принцесса, которую он воспринимал не иначе, как суженой жертвой для возрождения Песков?

Энтери говорил, что в Рудлоге нет смертной казни, но разве легче от этого? Нет большего стыда для мужчины – не суметь защитить свою женщину. И не нужно оправдываться приказами Владыки, потому что, кроме приказов, для воина есть еще кодекс чести, который превыше всего.

Блюди чистоту и во сне, и наяву.

Сражайся каждый раз, как последний в жизни.

Не предавай доверие.

Мастер Клинков, чувствуя, как пульсирующая в нем сила просится в землю, вышел из дома в темную, влажную южную ночь, подошел к кромке воды. Черным зеркалом блестело озеро, плескала мелкая рыбешка, звучно стрекотали цикады. Посмотрел на свои руки, на тело – красные и зеленые линии орнамента светились так ярко, что ослепляли, отражались в воде, изгибаясь дрожащими дугами, сотворяя светящуюся дорожку, идущую навстречу лунной.

Закрыл глаза, а когда открыл – в воде озера не было его отражения. Четери присел, плеснул ладонью по водной глади – побежала рябь, и виден был стоящий над головой полумесяц, просвечивающий через него.

Там же, над Четом, было небо – перевернутая чернильная чаша, способная простором своим успокоить давно отучившегося удивляться воина. Небо зовущее, небо вечное приняло в свои объятья белого дракона, который, сделав круг, пролетел над озером – дабы убедиться, что его действительно не видно.

Еще одно умение, которого у него не должно быть.

Четери задумчиво парил в восходящих от прогревшегося за день песка потоках теплого воздуха, ласкающего и щекочущего крылья и живот, затем развернулся на север. И ускорился.

Он только посмотрит. Только убедится, что с ней все в порядке.

На окраине спящего Иоаннесбурга, в пятиэтажке напротив окон отслеживаемого объекта, смачно зевнул сидящий в кресле агент. Скука была смертная – месяц тупого наблюдения за экранами, на которые выводились изображения с камер, установленных на окнах снятой квартиры, и перемещений за молодой учительницей, каким-то невероятным образом оказавшейся связанной с похищением наследницы трона.

Напарник спал на кушетке тут же, и завидно было до злости.

Внизу, под окнами, вдруг завыли сигнализации нескольких машин, и агент, оживившись, выглянул наружу, но ничего не увидел. Фонари над проезжей частью светили ярко, по тротуару напротив, далеко от точки наблюдения, шла какая-то развеселая компания и гнусно орала песни.

Все как обычно.

Он ушел на кухню, сыпанул себе дрянного растворимого кофе в заскорузлую кружку, плеснул туда теплой воды из почти остывшего чайника, щедро добавил сахара и вернулся на место.

Чет долго кружил над столицей Рудлога, опасаясь снижаться – вдруг полог невидимости перестанет работать? Но, раз за разом пролетая над знакомой пятиэтажкой с угловым окном, в которое он ворвался месяц назад, дракон не выдержал. Снижался мягко, сложив крылья, целясь на крышу – было бы удобно изогнуть шею и заглянуть в окошко, – но в последний момент подумал, что хлипкое строение может и не выдержать драконьего веса. Спустился на проезжую часть, аккуратно, стараясь не задеть хвостом ничьи окна, но все же толкнул лапой припаркованную машину, чуть не споткнулся, тяжело и гулко стукнул по тротуару. Заверещали машины, противно, на высоких нотах, на все лады, как безумный оркестр, и он сжался прямо посреди дороги, потому что стали загораться в окнах огни, сонные люди выглядывали, щелкали ключами от сигнализации, отключая воющие автомобили.