– Отпусти… – устало вздохнула я, потому что силы на сражение закончились.

– Не отпущу, – покачал головой мужчина, крепче прижимая меня к себе. До боли, до хруста в моих бедных ребрах. – Так ты не беременна?

– Да с чего бы я должна быть беременной? – промычала я ему в грудь, вяло пытаясь вырваться. – Отпусти меня, я не смогу быть третьей.

– Ты всегда будешь первой, глупая. Первой и единственной. Но знаешь, у нас скоро действительно будет ребенок, как бы сильно ты ни хотела обратного. Маленький такой, пушистый и с хвостом.

– Никита, ты бредишь, – повисла я в его руках, жадно греясь в его объятиях.

– Соня, Маша – это кошка. Кошка, которая вот-вот должна разродиться. Я просил оставить одного котенка. Ты ведь любишь кошек.

– Ты не шутишь? – прошептала я тихо-тихо, а сердце сжалось, потому что хотело верить.

– Господи, какая ты еще девчонка, – рассмеялся он. Легко, задорно, будто с его плеч упал огромный груз. – Моя ты девочка. Моя маленькая Соня, которая до сих пор боится мне верить. Я люблю тебя, глупенькая. Люблю и уже давно только и делаю, что думаю о тебе круглосуточно. Разве ты не видишь, как сводишь меня с ума? Разве не чувствуешь, насколько сильно я к тебе привязан? Разве не понимаешь, что для меня никто больше не существует? Ты отравила меня, Соня.

– Чем? – В горле стоял ком, а слезы так и продолжали литься.

– Любовью, Соня. Любовью. Охотник сам попался в свою ловушку.

Это был последний день нашего пребывания в Лос-Анджелесе. Я слишком хорошо ощущал стену, которая образовалась между нами вчера. Понимал Соню, понимал ее чувства и эмоции. Да, она была не права, сделав поспешные выводы, но винить эту маленькую женщину было не в чем. Моя Ехидна давно привыкла к тому, что никому нельзя верить. Она пропиталась этим убеждением и осознанно ждала удара в спину, однако именно в моих силах было изменить ее мировоззрение. Я хотел для нее совсем другой жизни.

Если сравнивать нас обоих, то после знакомства с Соней я действительно понял, что я бегу. Бегу, будто боюсь не успеть, не сделать. Конечно, это приносит свои плоды, однако я, как и Соня, точно так же не вижу жизни. Она пролетает мимо меня, тогда как эта девочка просто стоит на месте. Будто замерла в одной точке, где ей привычно и все знакомо. Нельзя так жить – ни мне, ни ей.

– Доброе утро, – сдернул я с нее одеяло, ближе подгребая Соню к себе.

Такая теплая, такая нежная. Открыв веки, она протяжно застонала, пытаясь давить на жалость, но не тут-то было. Я не позволил девушке спрятаться под подушкой, хотя ее техническое отступление ползком мне очень понравилось. Округлые формы слишком аппетитно мелькнули перед моим лицом, а потому я без зазрения совести обнял ладонями ее ягодицы, подтягивая их к себе.

– Нет-нет-нет, пожалуйста, еще минуточку, – вцепилась Соня в подушку.

– Спи, моя девочка. Спи, – коварно протянул я, поглаживая ладонями ее притягательные формы. – Я тут и сам справлюсь.

Соню хватило ненадолго. Едва ткань ее нижнего белья поползла вниз, девушку с кровати как ветром сдуло. Тихо посмеиваясь, собирался присоединиться к ней в душе, но меня отвлек телефон. Звонил отец.