Я повернулся к стражнику:
– Ты до него дотрагивался?
– Нет, я же в сторожке, а он – за воротами.
– Твое счастье!
Я вытащил пистолет и навел на голову несчастного… Эхо выстрела прокатилось над деревней. С веток поднялись встревоженные вороны.
Нищий упал. Стражник от удивления вытаращил глаза.
– К-к-князь, ты за что его порешил? – Стражник смотрел на меня с нескрываемым страхом. – Ну, не хотел пускать – просто прогнал бы. За что человека сирого да убогого обидел?
– Прокаженный он. Коли пустил бы на ночлег, как раз всех нас в деревне и заразил бы.
Стражник с ужасом перекрестился:
– Свят, свят, свят!
– Ежели бы ты до него дотронулся, мне и с тобой пришлось бы поступить точно так же. При проказе так: одного пожалеешь – вся деревня вымрет.
А к сторожке, встревоженные выстрелом, уже бежали ратники.
Я с удовлетворением отметил про себя, что некоторые одеты не полностью – кто без шапки, кто без тулупа, но все – с оружием. На поясах – сабли, в руках – пищали. Верно все. Воин без оружия – хуже, чем голый.
Запыхавшийся Федька взлетел по лесенке в сторожку и с ходу крикнул:
– Кто стрелял?
– Я стрелял, Федор. Пришлось прокаженного у ворот застрелить. Жалко Божьего человека, но иначе всем нам – смерть, медленная, мучительная и заразная. Оттащите его труп подальше в лес и сожгите. Руками не трогать, волочить палками с крюками. Палки опосля тоже сжечь. Сам лично проследи.
– Понял, князь, исполню, как велишь, хоть и не по душе это мне. Но коль говоришь, что нет другого способа беду отвесть… – Он развел руками и пошел за баграми.
Вскоре в лесу заполыхал костер, и даже в деревне почувствовался сладковатый запах горящей человеческой плоти.
Ратники, сначала пребывавшие в оцепенении от моего поступка – как же, без вины Божьего человека застрелил, прослышав о проказе, резко изменили отношение к ситуации.
– Правильно князь сделал, что заразу в деревню не допустил, – пробасил Демьян, – не по злому умыслу свершил он убойство сие.
Говорившего поддержали все. Одно дело – сирого нищего калеку пожалеть, другое – спать рядом с прокаженным. Никому не хотелось обречь себя на медленное и мучительное умирание. О проказе наслышаны были многие.
Жестоко я поступил? Да! Но вины своей я в том не видел. Да и сам несчастный мучился. Французы говорят в таком случае: «ку де грае» – «смертельный удар, кладущий конец мучениям».
Кончилась зима веселой Масленицей, с непременным катанием на санях. И взрослые, и дети облюбовали крутой склон, ведущий от деревни к лугу и реке, и с удовольствием, с радостными криками и визгом, скатывались на санках вниз. Даже я, отбросив на время солидность, скатился пару раз, вызвав восторженные крики крестьян и холопов. Не всегда же быть суровым и строгим, иногда и подурачиться можно.
Снег уже потемнел, потяжелел и стал проседать. Кое-где – в солнечных местах – уж проталинки появились.
Я съездил по делам в Разрядный и Поместный приказы, а потом и Федора Кучецкого заодно посетил. Обнялись, посидели за чаркой вина, отобедали. И под конец Федор наклонился ко мне:
– Слушай, Георгий, в это лето стройку лучше не затевай.