И, что самое удивительное, отметил мысленно Мазур, никто никогда даже не попытался провертеть коловоротом в винодуке дырочку. Русскому человеку такое нерадение дико, отечественные Левши и Кулибины давно издырявили бы заветную трубу на всем ее протяжении…
За три дня он насмотрелся экзотики столько, что хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Винные погреба Хиоле с их ста пятьюдесятью миллионами литров, резервуар для вина, в котором однажды устроили банкет на пятьсот человек (и всем было просторно), музей серебра, старинный праздник пива и крови, более ста лет отмечавший окончание индейских войн, кафедральный собор, где хранился череп Диего Альмагро (вроде бы подлинный), Каса-де-монеда — старый монетный двор, где приводные валы чеканящих станков когда-то вращали закованные в кандалы рабы-индейцы… Впечатлений было столько, что они перестали волновать и удивлять, — еще и оттого, что над ними дамокловым мечом постоянно висело ожидание, а чертов Франсуа куда-то запропал, о чем, впрочем, честно предупредил заранее и наставлял в этом случае не дергаться, а спокойно ждать.
— Ну что, скарабеев со свининой решительно не хочешь? — поинтересовался Кацуба.
— Нет, — сказал Мазур, и понизил голос: — Ты мне лучше растолкуй как зам по контрразведке как обстоит дело с проявляемым к нам интересом, есть ли таковой и от кого исходит…
— Наконец-то, — сказал Кацуба. — Профессиональные рефлексы проснулись.
— Не видел смысла дергаться раньше времени, — хмуро пояснил Мазур. — Все это — твоя епархия, но пора бы и поинтересоваться…
— Резонно, — сказал Кацуба. — Пошли, пройдемся.
Он мимоходом подписал счет, подсунутый бесшумным чоло, оба вышли на брусчатку и, старательно держась теневой стороны, пересекли площадь, свернули на улицу Сан-Августин, где, в отличие от площади, было разрешено автомобильное движение.
— Оглянись, только аккуратнее, — сказал Кацуба. — Справа под тентом примостился сеньор, как полагается, в белом костюме, колу сосет…
— Видел, мы мимо него проходили. Хвост?
— Ну уж сразу и хвост… — усмехнулся Кацуба. — Просто человек на посту. Говоря казенным языком, официальный наблюдатель от тайной полиции в отеле. Штатный, как портье. Это, понятно, не ради нас — тут тебе и рутинное наблюдение за местами, где останавливаются иностранцы, и защита от ворья, и пригляд за площадью. Этот красавец каждый вечер нас с тобой вставляет в сводку, он всех вставляет. Данный мачо — круг первый, сиречь внимание охранки, не затрагивающее лично нас. Круг второй — наши персональные шпики. Я тебя три дня таскал по всему городу не только от безделья, как ты, должно быть, догадываешься… Хотел вычислить ребятишек из ДНГ. Депто де насьональ гуардиа. «Гуардиа» не в смысле «гвардия», а в значении «безопасность». Милое заведение. Правда, со времен безвременной кончины дона Астольфо они немного цивилизовались, это при нем молчунов убеждали с помощью электросварочных аппаратов, подвешивали под мышки и ме-едленно опускали в бассейн с молодыми акулками, а к женщинам еще и подпускали овчарок, обученных трахать и представительниц гомо сапиенс. Теперь нравы там мягче, кого-то за перегибы даже к стенке прислонили, но все равно — щуку съели, а зубы остались. С помощью газетной подшивки можно молчуна обработать так, что и акулы не надо. Впрочем, нам с тобой вульгарный мордобой не грозит, мы ж дипломаты… Так вот, весь первый день за нами таскалась целая бригада, по стилю — не просто «полисиа криминале», а, несомненно, ДНГ. Кадры у них весьма квалифицированные, отрабатывали по полной программе — с «конвейерной передачей», со «встречными»… На второй день активность резко упала — по времени это как раз совпадает с раскрытием цели нашего визита. Как только узнали, что мы, два идиота, целимся на клад Бенитеса, немного успокоились. Весь третий день и сегодня за нами таскаются одиночные топтуны — уже ясно, что орднунга для. Конечно, и эти меняются, сейчас от ресторана, за нами тащится совершенно новый… только, я тебя умоляю, не нужно завязывать и без того завязанные шнурки и пялиться в витрины…