Витая лестница теперь отчего-то пугала гораздо меньше. Главное, не смотреть вниз и думать о чём-нибудь приятном. Муми-тролль сидел за столом и раскладывал на нём маленькие круглые камушки.

— Привет, — сказала мама. — А где папа?

— Наверху, пытается зажечь маяк, — ответил Муми-тролль. — Меня с собой не взял. Он там ужас как давно.

На комоде лежало пустое птичье гнездо. Засовывая дрова в печь, мама всё ещё насвистывала. Ветер стих, солнце светило сквозь западное окно, постелило алое пятно света на полу и на белой стене.

Когда в печи затрещал огонь, малышка Мю проскользнула в комнату и кошкой взлетела на подоконник. Она прижала к стеклу нос и скорчила ужаснейшую рожу ласточкам.

Люк в потолке распахнулся, и Муми-папа сбежал по приставной лестнице.

— Хорошо горит? — поинтересовалась мама. — Ты сделал нам отличные кровати! А в бочонке можно будет солить рыбу. Просто жаль использовать его для воды…

Папа отошёл к южному окну и выглянул наружу. Мама взглянула на его хвост — так и есть: хвост был неподвижен, только кисточка возмущённо подрагивала. Мама подложила в печь дров и открыла банку селёдки. Папа молча отхлебнул чаю. Расставив тарелки для ужина, мама водрузила на стол фонарь и сказала:

— Я слышала, что на таких маяках используют газ. Если газ закончился, маяк не зажечь.

— Там, в башне, полно газовых баллонов, — мрачно ответил папа. — Но они никак не устанавливаются!

— Наверное, потерялся какой-то винт, — предположила мама. — Честно сказать, я никогда не питала доверия к газу, он опасный и неприятный. Может, бросишь эту затею, пока мы, чего доброго, не взлетели на воздух?

Папа выскочил из-за стола и закричал:

— Ты что, не понимаешь, что я теперь хранитель маяка? Маяк должен гореть! В этом весь смысл! Как жить в маяке, который не горит? А ты подумала про корабли, которые пойдут по морю в темноте и могут напороться на мель и утонуть у нас на глазах?..

— Точно, — подхватила малышка Мю. — А наутро весь берег будет завален утопленниками — филифьонками, мюмлами и хомсами, бледными и зелёными от водорослей…

— Не говори глупостей, — сказала мама, потом повернулась к папе — Что не получилось сегодня, то получится завтра. А если не завтра, значит в какой-нибудь другой день. А если маяк совсем не удастся зажечь, мы повесим в окне фонарь на случай бури. Тот, кто увидит его, сразу поймёт, что в этих водах может случиться беда, если двигаться дальше. И кстати, не пора ли нам, пока не стемнело, поднять наверх кровати? Не доверяю я этой шаткой лестнице.

— Я сам их притащу, — сказал папа, снимая с гвоздя шляпу.

Снаружи уже почти стемнело. Папа стоял тихонько, глядя на море, и думал: «Сейчас мама зажжёт в комнате фонарь. Она выкрутит побольше фитиля и постоит несколько секунд, глядя на него, как всегда… Керосина у нас целая канистра».

Птицы улеглись спать. Западные рифы там, где зашло солнце, казались чёрными на фоне неба. На одном рифе кто-то построил каменный тур — а может, это была просто груда камней. Папа приподнял одну из кроватей, замер и прислушался.

Издалека послышался слабый жалобный вой, странный одинокий звук — ничего похожего папа раньше не слышал. Он разносился над водой, словно из бескрайней пустоты. На миг папе показалось, что скала задрожала под его лапами. Потом снова стало тихо.