— Прежде чем я попытаюсь дать ответ, я хотел бы узнать, разделит ли со мной эту великую честь моя дорогая жена, воеводина Тьюта Виссарион, столь замечательно подтвердившая свою способность выполнить любую роль, если речь идет о благе страны. Я бы с радостью…
Воеводина перебила его. Встав рядом с ним и держа его левую руку в своей, она сказала:
— Не думайте, господин Председатель и все собравшиеся здесь господа, что я отваживаюсь перебить мужа потому, что как жена в чем-то проявляю неуважение к нему, человеку, который так дорог всем нам, синегорцам. Я присутствую здесь как его жена, но и как воеводина Виссарион. И, памятуя о том, что представляю многие поколения женщин этого благородного рода, чувствую, что говорить мне повелевает мой долг. Мы, женщины из рода Виссарион, на протяжении столетий никогда не вступали в соперничество с нашими мужьями. Я знаю, мой дорогой муж простит мне, если я, как жена, допущу промах; но сейчас я обращаюсь к Совету Нации и говорю, поставив себя в иное положение, говорю иным языком. Мой дорогой муж, боюсь, не знает, как знаете вы и знаю я, что в древней истории этой страны, в пору королевского правления, соблюдался закон мужского превосходства, ставший впоследствии известным как Lex Salica.[118] Господа члены Совета Синегории, я жена по обычаям нашей страны, и пусть женой я стала недавно, во мне течет кровь синегорок-патриоток сорока поколений. Я поступила бы неподобающе, я, жена, уважаемая мужем, который уважаем всеми вами, если бы посягнула на перемену древнего обычая, почитаемого у нас тысячи лет и составляющего гордость синегорок. Какой же это был бы недостойный пример в наше время, когда себялюбивые женщины в других странах предают забвению свою женственность и соперничают с мужчинами, добиваясь равенства! Мужи Синегории, я говорю за всех женщин нашей земли и говорю вот что: мы очень дорожим славой наших мужей. Быть им спутницами — в том наше счастье, быть им женами — в том смысл нашей жизни, быть матерями их детей — в том наша причастность к славе, принадлежащей им.
И поэтому я прошу вас, мужи Синегории, позвольте мне оставаться женой, подобной всем женам нашей страны, а значит, равной им в праве на семейное счастье, полагающееся женщине; и если меня удостоят такой бесценной чести, я бы хотела быть образцом женских добродетелей.
С низким и грациозным поклоном воеводина опустилась на свое место.
Ее отказ от сана королевы, несомненно, не мог быть не принят. И для нее громкий хор одобрительных возгласов и дружный взмах кинжалов стали почестью, превосходящей всякую корону, возлагаемую на женскую голову.
Господарь Руперт своей непосредственностью тоже дал всем повод для искреннего веселья. Он вскочил и, заключив жену в объятия, при всех поцеловал. А потом они сели на стоявшие рядышком кресла, держась за руки, будто влюбленная парочка.
Затем Руперт вновь поднялся — отныне он Руперт, и только это имя будет на устах его народа. С неподдельной искренностью, окрасившей румянцем его лицо, он произнес:
— Что еще могу я сказать, как то, что послушен вашим желаниям — и сейчас и всегда! — Он поднял свой кинжал, поцеловал рукоять и добавил: — Сим клянусь быть честным и справедливым, — да поможет мне Бог, — быть таким королем, какого вы хотите себе, и я буду им, пока мне отпущены силы. Аминь!